WADA попутала рамсы

— Ловчев — как раз из тех, кому я поверил сразу. Он утверждает, что никакого ипаморелина никогда не принимал и что даже названия такого прежде не слышал, и у меня нет причин сомневаться в его словах. По нашему мнению, ошиблась Монреальская антидопинговая лаборатория, проводившая анализ его пробы, — приняла за ипаморелин безобидное вещество. У них одинаковая масса.

Алексей Ловчев борется за свое честное имя. Фото: Twitter
Алексей Ловчев борется за свое честное имя. Фото: Twitter

— И как проходили слушания в Лозанне? Как вообще все это выглядит?

— Большая комната, где сидят три арбитра и секретарь, тоже профессиональный юрист. Плюс стороны. В нашем случае это были сам Ловчев, я и наши три эксперта, один российский и два голландца, специалисты в области аналитической химии. На стороне ответчиков — то есть, Международной федерации тяжелой атлетики — был, собственно, их представитель. Кроме того, для защиты своих интересов они наняли лучшую юридическую фирму, которую только можно себе представить. Видимо, поняли, что вряд обойдутся своими силами.

Для того, чтобы выступить в качестве эксперта, поддержать свою же позицию, в Лозанну прилетела директор Монреальской лаборатории Кристиан Айотт, что является из ряда вон выходящим событием. Поскольку обычно, выступая в качестве эксперта CAS, она дает показания по скайпу. А тут посчитала необходимым прибыть лично.

— Какой была атмосфера заседания?

— Достаточно дружелюбной. Она всегда такая. Арбитры слушают, одобряюще кивают, даже тебе улыбаются. Но это впечатление обманчиво. Улыбаются, а потом…

Разве что госпожа Айотт вела себя агрессивно. Закатывала глаза, театрально вздыхала: «Ну что вы говорите! Как такое возможно!» Тоже понятно, поскольку фактически все крутилось вокруг одного вопроса — положительная у Ловчева проба или ложноположительная. Потому что если ложноположительная, значит, Монреальская лаборатория ошиблась, и тогда ее по действующим правилам ждут…

— …большие проблемы.

— Не большие, а гигантские. Ошибка означает немедленный отзыв аккредитации. Лаборатория должна немедленно прекратить всю свою деятельность, связанную с допинг-пробами, при том что процесс восстановления аккредитации достаточно долгий и затратный.

Плюс это прямые финансовые потери. Анализ даже одной пробы — удовольствие дорогое. В Московской лаборатории до отзыва ее аккредитации это стоило 50 — 70 тысяч рублей. Стоимость анализа в других лабораториях варьируется, но уж точно не на порядок. При этом в Монреале в год проводят примерно 28 тысяч анализов. Представляете, во сколько обойдется Монреалю даже один день простоя! А тут речь идет о месяцах!

Плюс придется восстанавливать реноме, ведь Монреаль сейчас — одна из крупнейших лабораторий, не затронутых теми или иными скандалами. Потому что Лозанна дала три ложноположительных анализа. Кельн — тоже, Москва вообще вне игры. Кроме того, вы же знаете, недавно отозвали аккредитацию у бразильцев, они стараются восстановить ее к Олимпиаде. Но в любом случае именно специалисты Монреальской лаборатории, по большому счету, должны были обеспечивать антидопинговую работу на Играх. Если сейчас у монреальцев отобрать аккредитацию, кто тогда будет заниматься антидопингом в Рио? Вот Айотт и билась, как лев. Даже пыталась обвинять в манипуляциях ученых с нашей стороны, что в их среде считается просто оскорбительным.

— Если не секрет, а почему вы выбрали именно голландских экспертов?

— То, что оба из Голландии, получилось случайно. Мы искали иностранных экспертов, поскольку прекрасно понимали, что российским специалистам — ввиду известных причин — доверия сейчас процентов на 90 меньше, чем кому-либо другому с точно такой же квалификацией. Причем искали таких специалистов, которые, во-первых, имели бы достаточный опыт общения с CAS, а во-вторых, не боялись бы выступить против системы круговой поруки, созданной ВАДА.

Обращались ко многим, но большинство, когда слышали, что речь будет идти, возможно, об оспаривании результатов, полученных Монреальской лабораторией, просто отказывались. Говорили, что с госпожой Айотт ссориться не хотят. А вот голландцы дали согласие. Оба — известные специалисты, выступают в защиту спортсменов. Ведут большую общественную работу, направленную на здоровую критику ВАДА, его подходов, технических документов, методик. Хотя, к сожалению, даже они в какие-то моменты тушевались перед авторитетом Айотт.

— Знаю, что арбитры CAS в таких случаях нередко сами назначают себе независимого эксперта, который мог бы растолковать им, насколько прав тот или другой специалист.

— Мы, когда направляли жалобу, особо отметили: если панель арбитров решит пригласить такого эксперта, то просим, чтобы он не был из системы аккредитованных лабораторий ВАДА. Потому что наш вопрос – чисто аналитическая химия. Это вопрос определения конкретного вещества и его формулы, и не важно, идет речь о спорте — или нет. Но, к сожалению, никакого независимого эксперта назначено так и не было.

Ладно, можно и без такого эксперта. Вы, господа арбитры, видите, что есть две разные точки зрения. Одна сторона говорит: теоретически тут не ипаморелин, а что-то еще. Другая сторона, также представляя свои теоретические выкладки, настаивает: нет, это ипаморелин. Так давайте используем другой тип анализа! Направленный не на обнаружение вещества, поскольку какое-то вещество уже обнаружили, а на выяснение структурной формулы этого вещества. Если это формула ипаморелина – дискуссия заканчивается, спортсмен отзывает свою жалобу и ждет, когда завершится его четырехлетняя дисквалификация. Но если это не ипаморелин, значит, у спортсмена нет нарушения, его не за что таскать по судам, и надо ему с извинениями и как можно быстрее вернуть завоеванную медаль, восстановить рекорды и отправить на Олимпийские игры.

— Ваши доводы понятны. Но объясните, на какой вердикт вы надеетесь, тем более что он должен быть оглашен уже в ближайшие дни или даже часы? На то, что будет проведено исследование этого вещества — причем в какой-то другой лаборатории?

— Да, мы просили CAS в качестве промежуточного вердикта вынести решение о дополнительном анализе. И не важно, в какой лаборатории эта процедура будет проходить. Можно и в Монреале, не надо никуда везти пробу, мы готовы приехать, чтобы присутствовать при анализе. Машина не ошибается.

— А вдруг Ловчев все-таки принимал этот ипаморелин?

— Зачем? У штангистов это вещество вообще не известно, зато популярно у бодибилдеров. Оно помогает быстро набирать мышечную массу и сжигать жир, то есть сушит организм. Но штангистам нужна сила мышц, а не их объем. К тому же имопарелин им вообще противопоказан, поскольку активно сушит связки. А у штангистов, в отличие от бодибилдеров, чудовищная нагрузка именно на связки. На предельных весах, во время рывка и толчка, они — высушенные — моментально порвутся!

— А в каких-нибудь биодобавках этот треклятый ипаморелин может присутствовать?

— Нет. По крайней мере, мы проверили все биодобавки, которые Ловчев употреблял до чемпионата мира. Там же тысячи компонентов могут быть. Ничего похожего. Но при этом метаболит вещества в одной из абсолютно безвредных добавок, которую Леша заявлял, это «Экдистен», оказался по своим характеристикам похож на ипаморелин.

— Понятно. А почему Монреальская лаборатория не хочет проводить дополнительный анализ?

— Даже сами арбитры спросили Айотт, по каким причинам Монреальская лаборатория с марта отказывается этот анализ сделать, если сам Ловчев готов за него заплатить? Последовал ответ: это, мол, будет нехороший прецедент, потому что тогда все спортсмены потребуют дополнительного анализа.