Михаил Ефремов все ли так однозначно?

Стрельцова взяли в конце мая 1958-го — буквально перед самым отъездом сборной СССР на свой первый чемпионат мира. Потеря игрока в таких обстоятельствах — это всегда огромная неприятность для тренеров. А Стрельцов к тому же был ещё главной звездой команды, и ему прочили лавры мировой знаменитости. А любимцем советских болельщиков, да и просто всенародным любимцем Стрелец уже и так был.

Поэтому слегка растерянные органы правопорядка за рекомендациями дошли аж до Политбюро и, говорят, даже до самого Хрущёва. А там и сказали немудрёно: в чём загвоздка-то? принимайте, мол, меры по закону.

Как видите, традиция цацкаться с «нерядовыми» гражданами, — она у нас давняя. И, в общем, это закономерно по-своему.

А ведь речь тогда шла не о симпатиях или «понятиях» — речь шла о престиже державы. Многие старожилы помнят, какое идеологическое и даже геополитическое значение придавалось успехам советских спортсменов. В деле Стрельцова ими смело пожертвовали, можно сказать. Потому что решили, что есть вещи поважнее.

В итоге Стрельцову впаяли по максимуму — 12 лет лагерей. Правда, отсидел он чуть больше четырёх с половиной — сначала срок скостили, а потом и выпустили досрочно.

И надо понимать: суровость наказания стала следствием именно высокого социального статуса.

***
Оголтелого всенародного гвалта в современном понимании, естественно, не было. По понятным причинам: во-первых, в силу отсутствия соцсетей и телеграма, во-вторых, в силу присутствия общественной нравственности, за которой к тому же бдительно присматривала советская цензура.

Однако без дозированного медийного гвалта и тогда не обошлось. Советская пресса, разъясняя справедливость приговора, оттопталась на вчерашнем кумире со всей партийной строгостью. Прилетело Стрельцу за всё по совокупности: и за подаренную меценатами «Победу», и за отдельную квартиру вне очереди, и за нежелание учиться, и за бесшабашный светский образ жизни с пьянками и загулами. То есть за всё то, о чём знали и до уголовки, — но всполошились только по случаю одобренного сверху хайпа.

Хотя объективно-то задача стояла благородная: показать советскому гражданину, что перед законом все равны, даже заслуженные и народные. Но спущенный с цепи гнев медийного сословия не знает ни пощады, ни умеренности.

***
И ещё одна показательная деталь.

По делу вместе со Стрельцовым шли ещё два игрока сборной и один лётчик гражданской авиации. Их не осудили — юридически. Но общественного порицания все трое огребли по самое не могу. А по служебной линии — позорные дисквалификации и увольнения.

Естественно, футболисты Огоньков и Татушин ни на какой чемпионат не поехали. И этих системообразующих игроков тоже не хватило команде.

Но потом, когда в перестройку грянул «отложенный гвалт» по делу Стрельцова, о них никто не вспомнил, никто не пожалел их «сломанных судеб». Потому что их же в околофутбольной мифологии не сравнивали с Пеле задним числом. И на их безвременную утрату не сваливали фантомные боли от хронических неудач сборной.

Это к тому, что даже перед лицом гвалта «некоторые равнее, чем другие».