Украинский рейс PS752 разбился в Иране

Меры безопасности в аэропорту Тегерана. Возможности проноса взрывчатки на борт самолёта. Характер разрушения боинга при попадании в двигатель ракеты класса «земля-воздух». Варианты внешнего воздействия.

О состоятельности версий крушения украинского боинга под Тегераном, обозревателю ПолитНавигатора Валентину Филиппову рассказала одесская стюардесса Ирина Гвоздик, работавшая последние годы по контракту в иранской авиакомпании.
=============


Валентин Филиппов: Мы приветствуем в нашей импровизированной студии одесскую стюардессу тегеранских авиалиний. Или тегеранскую стюардессу из Одессы Ирину Гвоздик. Ира, здравствуй!

Ирина Гвоздик: Привет, Валик! Если быть более точной, то я стюардесса, конечно, одесская, которая работала в Иране.

Валентин Филиппов: И, причём, долгое время, по-моему, старшим бортпроводником.

Ирина Гвоздик: Да. Два года. В Иране работала. И 25 лет на Украине.

Валентин Филиппов: Ира, сразу такой вопрос, а Иран – это какая-то бардачная страна или эта страна, где правопорядок соблюдается? Там есть какие-то банды с оружием, которые бродят-стреляют? Или там государство держит в своих руках население и обстановку?

Ирина Гвоздик: Отвечаю: там нет вообще уличной преступности. Там можно в три часа ночи самой идти, и никто тебя не тронет. То есть, вот, совершенно не страшно, и уличной преступности, как таковой, нет.

Валентин Филиппов: То есть, говорить, что там есть какие-то неуправляемые военизированные группировки – это глупо?

Ирина Гвоздик: Абсолютная ерунда. Абсолютно спокойная страна. И никаких таких нюансов я, вообще, не замечала.



Валентин Филиппов: Хорошо, а насколько серьёзно там поставлена безопасность полётов, подготовка бортов к полёту, ну, всё, что связано с гражданской авиацией?

Ирина Гвоздик: Всё очень даже серьёзно. Я даже такой нюанс скажу, когда входишь в аэропорт, в Тегеране, конкретно, есть вход для женщин и есть вход для мужчин. И дальше все проходят досмотры по разным дорожкам, по разным коридорам. И встреча уже только в зале вылета. В накопителе это называется. Но, зал вылета, чтоб понятно. И досмотр там очень тщательный. Там практически личный досмотр каждого человека. И экипаж в том числе. Поэтому пройти туда и пронести что-то – это нереально. Совершенно.

Валентин Филиппов: А сама компания, совершающая рейсы? Вот прилетает борт, допустим, из Киева. Или из Афганистана. Он прилетел, и если на борту что-то есть, и оно не выносилось, то оно может там и находиться. Правильно?

Ирина Гвоздик: Да. Если это не выносилось из самолёта. Через таможню ты не можешь пронести ничего. Тебя за бутылку водки там просто в тюрьму заберут.

Валентин Филиппов: А за бомбу?

Ирина Гвоздик: Ну, если оно осталось в самолёте, то оно и будет в самолёте. Если экипаж ходил в гостиницу и потом возвращался, если у них что-то было на борту, оно там и осталось. А вот вынести и назад занести – не реально. Совершенно.

Валентин Филиппов: Хорошо. Как тебе версии гибели боинга украинского? Правильно? Украинский он?

Ирина Гвоздик: Украинская компания, украинский боинг. Да. Версии совершенно, как я считаю, невменяемые. Я не считаю себя супер-экспертом, но 25 лет я отдала небу. Я достаточно хорошо разбираюсь в самолётах. У меня допуск был и конкретно на боинг-737. Поэтому я знакома и с этим самолётом тоже.

Я настаиваю, что, всё-таки, это была катастрофа. И это никак не связано ни с терактом, и не связано с тем, что сбили.

Первое, что я хочу сказать, если бы его сбили ракетой, то…. Вот смотрите, вот самолёт. Я специально приготовила самолёт. Боинг. Только тут четыре двигателя, а в боинге-737 два двигателя.

Вот на крыле находится здесь один двигатель и здесь один двигатель. Самолёт является монопланом. То есть, крыло одно. Если бы что-то попало в двигатель, то оно не может просто зацепить двигатель, и самолёт будет дальше лететь, и двигатель гореть. Оно бы сорвало двигатель, прорвало, оторвало бы крыло, и взрыв моментальный. Самолёт бы развалился в средней части фюзеляжа сразу же. И уже кусками падал бы на землю.

Валентин Филиппов: То есть, крылья, это, по сути, баки с горючим. Да?

Ирина Гвоздик: Да. Это не «по сути». Это крыло, а не крылья. Я ещё раз хочу подчеркнуть, что это моноплан.

Валентин Филиппов: Извините.

Ирина Гвоздик: И топливо находится непосредственно в крыле. Больше нигде топлива нет. Топливо находится только в крыле. И, естественно, что самолёт был полностью заправлен. И когда он взлетел, у него было всего три минуты полёта, значит, загорелось сразу после отрыва от земли.

То есть, самолёт оторвался, и что произошло – не понятно.

Но, исходя из того, что экипаж не подавал сигналов «сос», я подозреваю, что отказала электроника. Они не могли подать «сос», у них не было связи с землёй, и не исключено, что, если отказала электроника, то они не смогли включить систему пожаротушения двигателя. Потому что такая тоже есть. И у них сразу загораются лампочки, если какой-то непорядок. Сразу загорается лампочка и высвечивается, в какой части самолёта какая проблема.

Если бы его сбили, он бы развалился и падал бы камнем вниз.

Валентин Филиппов: Ну, ты говоришь – если бы сбили…. Если ракетой, то – да. Тогда вниз. А если это было…. Ну, птица – не птица, но дрон? Мало ли, что может в двигатель попасть и произойти возгорание….

Ирина Гвоздик: От птицы возгорания не будет. У меня было такое неоднократно и на взлёте, и на посадке. Попадали птички. Это не приводит к возгоранию. Это исключено.

Дрон? Я не знаю. Ну, взорвался бы двигатель. Взрывается двигатель – отрывается крыло. И взрывается. Это же бак с топливом. Ну, не верю я. Какой дрон? Ну, даже кому-то очень хотелось. Где надо было находиться, вот этой штуке, которая, как бы, стреляла, я не представляю, что там могло стрелять….. Что бы успеть выстрелить сразу после отрыва от земли.

Валентин Филиппов: А эти вот новости украинские о том, что одна из стюардесс успела позвонить и сказать «в нас стреляют».

Ирина Гвоздик: Во-первых, это опровергли. Во-вторых, я тебе объясняю, этого просто не могло произойти. Все бортпроводники сидят пристёгнутые при взлёте.

Валентин Филиппов: Я видел, да.

Ирина Гвоздик: Сумка находится в гардеробе. То есть, это встать, достать сумку, достать телефон, включить его…. Перед взлётом все выключают телефоны…. Допустим, включить его. Даже просто тыкнуть пару раз на кнопочку. Дозвониться и что-то рассказать. Это просто нереально. За эти три минуты. Вот рассчитай.

Понять, что кто-то в них стреляет. Тем более, с места бортпроводника этого не видно.

Валентин Филиппов: То есть, твоя версия, что это техническая неисправность. Возгорание двигателя, не связанное с внешним воздействием?

Ирина Гвоздик: Да, я в этом абсолютно уверена. И я это обсуждала с мужем. Он – борт-инженер. И обсуждала с лётчиками. Ту версию, которую я предполагаю, одобрили знающие люди. Скажем так. Да и у меня образование не слабое. Ленинградская академия гражданской авиации. Что-то я разбираюсь.

Валентин Филиппов: То есть, тебя учили ещё в «стране-агрессоре». Да?

Ирина Гвоздик: Да. «Страна-агрессор» меня научила. Хорошо научила. До сих пор помню всё абсолютно.

Валентин Филиппов: Слушай, давай по-другому посмотрим. А если бы такая задача стояла у экипажа?

Ирина Гвоздик: Такая задача….. Мне трудно представить, чтобы девять человек были готовы….

Валентин Филиппов: Ну, один.

Ирина Гвоздик: Один…. Ну…. Сложно….. Ну, вот честно, я даже … Ты меня убил этим вопросом….

Валентин Филиппов: Вопрос к специалисту. Как поджечь двигатель так, чтоб никто не заметил?

Ирина Гвоздик: Ну… только снаружи. Только снаружи. Находясь в кабине это просто нереально. А снаружи – это как? Кто-то бежал за самолётом?

Валентин Филиппов: То есть, ты считаешь, что это такое безумное совпадение? Начало обострения, обстрелы, и вот боинг. И боинг именно украинский. И так совпало, что именно он упал из всех….

Ирина Гвоздик: Ну, если брать тех же персов, то какой смысл им убивать? Больше половины пассажиров персы, которые летели на учёбу. На Украину и дальше через Украину. И там же видно, что падает на жилой район. Убить ещё сотню или две людей, которые находятся там…

Видно же, что управляемо самолёт снижался. Управляемо. Как я понимаю, лётчики пытались максимально оттянуть и вытянуть самолёт. Они тоже не верили до последнего, до удара о землю, они не верили, что падают. Они максимально пытались, там даже видно немножко выравнивание.

Валентин Филиппов: Ясно.

Ирина Гвоздик: Поэтому я абсолютно не верю в теракт, ни в то, что, тем более, сбили. Ну, где там? В кустах прятаться? За забором?

Валентин Филиппов: Я не знаю. Но я вижу, что он упал тогда, когда надо было.

Ирина Гвоздик: Ну, даже не знаю. «Тогда, когда надо было». Кому? Возникает вопрос, а кто выгодоприобретатель?

Валентин Филиппов: Ну, а кто обвинит сейчас Иран в террористической деятельности против гражданского самолёта? Кто начнёт вводить санкции? Кто начнёт создавать по всему миру комиссии? Появится замечательная британская компания, которая «по сведеньям из соцсетей..». Они уже нашли и видео, как ракета сбила.

Ирина Гвоздик: И саму ракету.

Валентин Филиппов: И саму ракету они уже нашли. Они уже всё нашли, не выходя из дому. Вот смотри. Они же боинг, который упал на Донбассе, они же чётко «расследовали». Проследили путь «бука» из Курска на Донбасс. Назвали того «лейтенанта, который нажимал на рычажок». Они всё «вычислили» полностью. Всё «совпало».

Ирина Гвоздик: Причём – идеально.

Валентин Филиппов: Значит им «можно» доверять, правильно? И они уже по тегеранскому боингу тоже всё «расследовали». Уже всё понятно. И тип ракеты назван. И что «российские офицеры сидели за пультами управления этими ракетами». Уже всё это «установлено».

Ирина Гвоздик: В принципе – да. Со Скриапалями.

Валентин Филиппов: А там Скрипалей не было?

Ирина Гвоздик: Да проблем – никаких. Не надо расследования. Раз-два, всё готово.

Валентин Филиппов: Хорошо. Ты мне скажи. Когда в Иране работала, страшно не было? Всё-таки, чужая цивилизация.

Ирина Гвоздик: Я хочу сказать, я не знаю, почему так люди настроены, но там очень добрые люди. Реально, очень добрые люди. У меня там осталось очень много друзей. Я до сих пор с ними общаюсь. Персы, с которыми я там работала. Там бригада бортпроводников – все персы. Я одна была русская. И экипаж наш русский. А бригада – все персы. Я по сей день общаюсь, как минимум, с десятью бортпроводниками. Переписываемся, созваниваемся. Очень добрые люди там.



Валентин Филиппов: Нет, ну они же против демократии.

Ирина Гвоздик: Серьёзно?

Валентин Филиппов: Они фанатики религиозные все. Да? Нет?

Ирина Гвоздик: Я хочу сказать, секьюрити там… в каждом рейсе у нас было два секьюрити, и они очень внимательно следили за тем, чтоб их девочки не общались с нашими лётчиками и наземными инженерами. Вот главная проблема секьюрити.

Валентин Филиппов: А, может, это мужья этих девочек к вам устроились на работу? Чтоб за жёнами смотреть.

Ирина Гвоздик: Нет. Это – секьюрити были. Вот. В основном секьюрити все очень религиозные. В положенное время они обязательно становятся, молятся. Они просят меня зайти в кабину узнать, где восток. Я захожу, мне пальцем показывают лётчики – восток там. Они падают на колени. И, как положено, проводят молитву.

И когда мы разговаривали о религии, это не было запретной темой, я соблюдала все православные посты, и были вопросы, вот ты вчера это ела, а сегодня не ешь… а у нас пост, а что такое пост? – Я объясняла, в чём отличие рамадана от поста. Они – вери гуд, вери гуд. Они абсолютно адекватно относились к моим убеждениям религиозным. И я абсолютно адекватно к их. И абсолютное уважение. Не было вообще никаких недоразумений. Бог один. Это они говорили. На религиозной почве вообще никаких разногласий.

Там нет таких…. Ну, может, есть какие-то упоротые, но я не встречала.

Валентин Филиппов: Не знаю. Я себе представил картину, как наши лётчики ребятам восток не с той стороны показывают. И ребята совершают страшный грех. Молятся не в ту сторону.

Ирина Гвоздик: Но они об этом не знают. А во всех гостиницах, заходишь в номер, там стрелочки разрисованы. Чётко на потолке, где восток. Лежит коврик. И Коран. В каждом номере гостиницы.

Валентин Филиппов: Прикольно.

Ирина Гвоздик: Может, мне лётчики и не правильно показывали, но я всегда с умным видом выходила и говорила: Восток – здесь!

Валентин Филиппов: А восток – дело тонкое. А где тонко, там и рвётся. Ладно, если ты не хочешь ни о чём, кроме самолётов говорить….

Ирина Гвоздик: Можно о погоде говорить, но погода отвратительная.

Валентин Филиппов: А политика? Не надо?

Ирина Гвоздик: Нет. Я думаю – не стоит.

Валентин Филиппов: Тогда огромное спасибо. Твоя версия, что оно само взорвалось и упало.

Ирина Гвоздик: Я это обсуждала с лётчиками-друзьями. И муж мой, он бортинженер. Преподаёт авиационные двигатели. Скажем, достаточно близкий к авиации человек. Такая версия – это наша общая версия.

А то, что кто-то придумывает, – так, ребята. Пускай комиссия разбирается.

Валентин Филиппов: Ну, комиссия иранская своё скажет. Интересно, что скажет украинская комиссия, которую создадут при Кабмине и Институте национальной памяти.

Ирина Гвоздик: Это да, это серьёзно. Это самая серьёзная комиссия будет, при Институте памяти.

Валентин Филиппов: Ладно. Безопасных полётов. И не только наяву.