Сирия-Запад-Россия

Этот скетч впервые был опубликован в Asia Times в феврале 2012. В нем призрак кардинала Ришелье объясняет баланс сил и неустойчивость лоскутных государств Ближнего Востока. Я проинформирован советом спиритологов и экстрасенсов, что рекомендации и оценки кардинала с тех пор не изменились.

“Понт д’Алма”, – сказал я таксисту и забрался на заднее сиденье Ситроена, стараясь удержать большую бронзовую плевательницу на одном колене, и бутылку Chateau Petrus на другом.

“Вы с кем то встречаетесь, мосье?” вежливо поинтересовался шофер. Он должно быть заметил бахилы под моим плащом. “Ришелье. Ришелье. Ришелье” – бормотал я. Мы остановились у Понт д’Алма – “моста душ”, канализации Парижа.

Осторожно спустился я на девятый уровень под Сеной. Облицовочную плитку 20-го века сменил кирпич 19-го, затем пошла каменная кладка 18-го. Пройдя через спрессованное зловоние столетий я оказался в секретном склепе Картезианских монахов. Тьма была такая густая, что лучик моего фонарика терялся во мраке. Мне не могло быть холодно, но меня била дрожь. Сложенные в пирамиды черепа взирали на меня, как публика из партера.

Водрузив плевательницу на жидкое дерьмо у моих ног, я разбил горлышко бутылки и выплеснул пахучий Bordeaux на бронзовое дно. Тут же появились призраки: рыцарь в окровавленных доспехах с собственной головой подмышкой, хор канкан из Орфея Оффенбаха, гризетка, чья смерть не смогла остановить ее желание пофлиртовать, клерки, повара, попы.

Печальный Жорес и важный Клемансо приблизились к плевательнице, но их отмел в сторону Франсуа Миттеран. Размахивая разбитой бутылкой, я отбился от всех, пока наконец не появилась бледная фигура, человеческая форма с плотностью ткани медузы. Прочие в почтении сжались и попятились в тот момент, когда она, преклонив колено, окунулась в плевательницу, впитывая вино в желатиновую голову. Голова выстрелилась из плевательницы, как пробка из шампанского.

“Докладывайте” – велел Арман Жан дю Плесси, кардинал-герцог де Ришелье. Он был похож на свой портрет работы Филиппа де Шампань, но голос звучал, как у Мориса Шевалье.

Я начал: “Мы сконфужены в связи с Сирией. Ее лидер, Башар Асад, забивает собственный народ как скот, пытаясь подавить восстание. И он – в союзе с Ираном, который стремится создать ядерное оружие с тем, чтобы доминировать в регионе. Если мы свергнем Асада, суннитские радикалы заменят его, и отомстят сирийским меньшинствам. И радикальное суннитское правительство в Сирии вступит в союз с суннитским меньшинством в Ираке, что приведет к гражданской войне”.

Ришелье ответил: “Я не понимаю вопрос”.

“Все в Сирии режут друг друга, и в некоторых других странах региона. Конфликт может распространиться. Что нам делать?”

“Во что вам это обходится?”

– “Нам это не стоит вообще ничего” – ответил я.

Призрачный Кардинал: “Тогда позвольте им убивать друг друга как можно дольше. Скажем 30 лет или больше. Вы знаете, почему по-настоящему интересные войны длятся 30 лет? И так было всегда – от Пелопонесской войны и до моей собственной страны. Сначала вы выбивает отцов, затем – сыновей. На третий повтор, как правило, не остается мужчин”.

– “Мы не можем себе позволить сказать подобное”

– “Я тоже ничего подобного не говорил. Но мне удалось сократить население Германской Империи наполовину в течение одного поколения, и превратить Францию в доминирующую державу в Европе на протяжении следующих двух столетий”.

“Но нет ли возможности каким-то образом стабилизировать эти страны?”

Ришелье поглядел меня с некоторым отвращением: “Это простое упражнение в логике. У вас есть два баасистских государства, одно в Сирии, второе в Ираке. Оба управлялись меньшинствами. Асады пришли из алавитского меньшинства, подавлявшего суннитов, Саддам Хуссейн – из суннитского меньшинства, угнетавшего шиитов. Это вопрос расчета – то, что сегодня мы называем теорией игр. Если вы изначально составляете государства из антагонистических элементов, правители должны быть из числа меньшинств. Все меньшинства будут чувствовать себя в безопасности, а большинство будет знать, что есть некая граница того, насколько плохо к ним будет относиться меньшинство. Именно поэтому режимы БААС в Сирии и Ираке – тирании, основанные на одном и том же принципе, являлись зеркальными отражениями друг друга”.

-“Что произойдет, если у власти окажется большинство?”

– “В тот момент, когда вы вводите правление большинства в трайбалистский мир, вы разрушаете естественное равновесие угнетения. У меньшинств нет выбора, кроме как сражаться до смерти. В случае Ирака, наличие нефти лишь усугубляет проблему. У шиитов есть нефть, а сунниты хотят часть доходов от нее. Для шиитов проще делится доходами, чем убить всех суннитов. Но, с другой стороны, наличие нефти – проблема, которая усугубляется присутствием агрессивного и могущественного соседа”

– “Так гражданская война более вероятна из-за Ирана?”

“Да” – ответила тень, “и не только в Ираке. Без поддержки Ирана, сирийские алавиты – едва ли одна восьмая часть населения, не имеют никакой надежды на то, чтобы разгромить суннитов. Иран будет поддерживать Асада и алавитов до конца, потому что если в Сирии придут к власти сунниты, Ирану будет труднее подавить суннитов в Ираке. Как я сказал, это – вопрос простой логики. Когда вы придете сюда в следующий раз, принесите еще бутылку Petrus, и мой друг Декарт нарисует для вас диаграмму”.

“Так лучшая вещь, которую мы можем сделать для стабилизации региона – это нейтрализация Ирана?”

Ришелье ответил: ” Bingeaux !”

– “Но в США есть такие люди – и среди них – начальник объединенного комитета начальников штабов, которые говорят, что атака против Ирана дестабилизирует все”.

Кардинал фыркнул: “Такие придурки не пробыли на моей службе и недели. Снова, это вопрос логики. Если способность Ирана создать ядерное оружие отнята силовым путем – как он сможет отомстить? Нет сомнения, его партизаные в Ливане выпустит ракеты по Израилю – но не так много, чтобы спровоцировать Израиль на уничтожение “Хизбаллы” Иран может решиться на акты терроризма – но под страхом жестокого возмездия. Без ядерного оружия Иран превращается в увядающую державу с устаревшим вооружением и безразличной армией призывников”.

Тень Ришелье уже несколько утратила цвет. Я спросил: “Что должны делать Соединенные Штаты в Сирии?”

“Как можно меньше”. Немного противотанковых ракет, немного зенитных – со складов Каддафи. Достаточно для того, чтобы подстегнуть оппозицию и не допустить того, чтобы Асада сокрушил ее, и без того, чтобы не было очевидно, кто является отправителем оружия”.

“Но что станет с Сирией?”

Кардинал кисло сказал: “С нынешними оккупантами Сирии случится тоже, что случилось с прежними оккупантами Сирии – ассирийцами, сельджуками и византийцами. Вам кажется, что сирийцы – на грани уничтожения, потому что они сражаются насмерть. Все как раз наоборот – они сражаются насмерть из-за того, что были на грани уничтожения еще до того, как прозвучал первый выстрел. У них нет нефти. У них нет даже воды. Они не производят ничего. Они схватились за древнюю вражду, как тонущий человек хватается за камень”.

Я закричал: “И мы ничего не можем с этим поделать?”

Но Ришелье уже превратился обратно в кардиналоподобную медузу, и не дал ответа – или я его не услышал. Другие призраки выползли из кладки о окружили меня. Среди них я распознал ребе-чудотворца из Хелма. Он закричал на меня: “Шпенглер! Что ты тут творишь? Воскрешаешь мертвых?” Я пытался ответить: “Ребе, я тут не кушаю!”, но мой язык не ворочался. Я очнулся в ужасном бодуне. Рядом валялась пустая бутылка арманьяка и копия Weekly Standard.

Conjuring the ghost of Richelieu Feb 28, 2012