Мелодии цветов с затерянным началом
Я слышу эти ноты похожие на сны
Итак...
Когда-то в старину с бродягой обвенчалась
Прекрасная любовь дарящая мечты
Прекрасная любовь с бродягой обвенчалась
Связали их дороги, хрустальные мосты

Прекрасная любовь, нам праздновать не время -
Кровавые закаты пылают за рекой
Идем скорей туда - там ложь пустила семя
И нашим миром правит уродливой рукой

Прекрасная любовь, там ждут тебя живые,
Позволь себя увидеть тем, кого ведут на смерть
Там по уши в грязи, но все-же не слепые,
Дай разуму свободы, дай чувствам не истлеть

И вот прекрасная любовь влетела птицей в город
И плакал, видя чудо очнувшийся народ
Трон лжи не устоял, бежал в испуге ворог
Да жаль погиб бродяга у городских ворот... (с)

Одно из филиграннейших произведений И.Бродского

Бабочка

I

Сказать, что ты мертва?
Но ты жила лишь сутки.
Как много грусти в шутке
Творца! едва
могу произнести
"жила" -- единство даты
рожденья и когда ты
в моей горсти
рассыпалась, меня
смущает вычесть
одно из двух количеств
в пределах дня.

II

Затем, что дни для нас --
ничто. Всего лишь
ничто. Их не приколешь,
и пищей глаз
не сделаешь: они
на фоне белом,
не обладая телом
незримы. Дни,
они как ты; верней,
что может весить
уменьшенный раз в десять
один из дней?

III

Сказать, что вовсе нет
тебя? Но что же
в руке моей так схоже
с тобой? и цвет --
не плод небытия.
По чьей подсказке
и так кладутся краски?
Навряд ли я,
бормочущий комок
слов, чуждых цвету,
вообразить бы эту
палитру смог.

IV

На крылышках твоих
зрачки, ресницы --
красавицы ли, птицы --
обрывки чьих,
скажи мне, это лиц,
портрет летучий?
Каких, скажи, твой случай
частиц, крупиц
являет натюрморт:
вещей, плодов ли?
и даже рыбной ловли
трофей простерт.

V

Возможно, ты -- пейзаж,
и, взявши лупу,
я обнаружу группу
нимф, пляску, пляж.
Светло ли там, как днем?
иль там уныло,
как ночью? и светило
какое в нем
взошло на небосклон?
чьи в нем фигуры?
Скажи, с какой натуры
был сделан он?

VI

Я думаю, что ты --
и то, и это:
звезды, лица, предмета
в тебе черты.
Кто был тот ювелир,
что бровь не хмуря,
нанес в миниатюре
на них тот мир,
что сводит нас с ума,
берет нас в клещи,
где ты, как мысль о вещи,
мы -- вещь сама?

VII

Скажи, зачем узор
такой был даден
тебе всего лишь на день
в краю озер,
чья амальгама впрок
хранит пространство?
А ты -- лишает шанса
столь краткий срок
попасть в сачок,
затрепетать в ладони,
в момент погони
пленить зрачок.

VIII

Ты не ответишь мне
не по причине
застенчивости и не
со зла, и не
затем, что ты мертва.
Жива, мертва ли --
но каждой Божьей твари
как знак родства
дарован голос для
общенья, пенья:
продления мгновенья,
минуты, дня.

IX

А ты -- ты лишена
сего залога.
Но, рассуждая строго,
так лучше: на
кой ляд быть у небес
в долгу, в реестре.
Не сокрушайся ж, если
твой век, твой вес
достойны немоты:
звук -- тоже бремя.
Бесплотнее, чем время,
беззвучней ты.

X

Не ощущая, не
дожив до страха,
ты вьешься легче праха
над клумбой, вне
похожих на тюрьму
с ее удушьем
минувшего с грядущим,
и потому,
когда летишь на луг,
желая корму,
преобретает форму
сам воздух вдруг.

XI

Так делает перо,
скользя по глади
расчерченной тетради,
не зная про
судьбу своей строки,
где мудрость, ересь
смешались, но доверясь
толчкам руки,
в чьих пальцах бьется речь
вполне немая,
не пыль с цветка снимая,
но тяжесть с плеч.

XII

Такая красота
и срок столь краткий,
соединясь, догадкой
кривят уста:
не высказать ясней,
что в самом деле
мир создан был без цели,
а если с ней,
то цель -- не мы.
Друг-энтомолог,
для света нет иголок
и нет для тьмы.

XIII

Сказать тебе "Прощай",
как форме суток?
Есть люди, чей рассудок
стрижет лишай
забвенья; но взгляни:
тому виною
лишь то, что за спиною
у них не дни
с постелью на двоих,
не сны дремучи,
не прошлое -- но тучи
сестер твоих!

XIV

Ты лучше, чем Ничто.
Верней: ты ближе
и зримее. Внутри же
на все сто
ты родственна ему.
В твоем полете
оно достигло плоти;
и потому
ты в сутолке дневной
достойна взгляда
как легкая преграда
меж ним и мной.

1972

Убивали любовь, убивали в четыре руки,
Били с разных сторон, состязаясь в сноровке и силе.
Им шептала любовь: "Ах, какие же вы дураки!"
Но они ей в ответ за ударом удар наносили.

Убивали любовь, и однажды любовь умерла,
Ей бы их обмануть, притвориться убитой – и только,
Но любовь, как любовь, притворяться и лгать не могла,
Да и им поначалу не жаль её было нисколько.

Убивали любовь. На поминках его желваки
Заходили на скулах, а взгляд её слёзы затмили,
И тайком друг от друга всё те же четыре руки
Поливают отныне цветы у неё на могиле. (с)

Если хочешь о важном — давай о важном.
Хотя это понятие так двояко.
Одиночество — вовсе не так уж страшно,
Страшно в 21 умереть от рака.
Страшно ночью не спать от грызучей боли,

Что вползает под кожу и ест с корнями,
А ты роешь могилу от слов: "Уволен",
Или "Лучше остаться с тобой друзьями".
Говоришь, как пугающи предпосылки
Неизбежности рока, судьбы, удела?
Страшен выбор — идти собирать бутылки,
Или сразу идти на торговлю телом.
Говоришь, нет квартиры в многоэтажке,
Платежи коммунальные шею душат?
А когда-то хватало малины в чашке
И оладушек бабушкиных на ужин.
Говоришь, что вокруг — дураки и драмы,
Что в кошмарах — тупые пустые лица.
Страшно — в девять ребенку лишиться мамы!
Страшно — маме ребенку не дать родиться!
Страшно видеть, как мир в себе носит злобу,
Как друзья обменялись ножами в спину.
Если хочешь о важном — давай о добром.
Как быть добрым хотя бы наполовину?
Как найти в себе силу остаться честным,
Ощутить в себе волю, очистить душу?
Правда, хочешь о важном? Садись.
Чудесно, что ты еще хочешь слушать. (с)

[b]Анна[/b]

[em][b]Сола Монова[/b][/em]

Анна просила Бога:" Господи, дай мне мужа,
Трижды я причащалась - совесть, как хлорамин!
Автомобиль без крыши всё ещё очень нужен,
Только супруг важнее, Господи, дай! Аминь.

Верю в тебя, Всевышний, в мудрость твою и силу,
Знаю, сидишь на троне в розовых облаках.
Нужен супруг богатый, любящий и красивый -
Бедных скупых уродов просьба не предлагать."

С неба спустился ангел и уточнил детали:
"Вашей мечте о муже требуется простор:
Если хотите, Анна, чтобы Вам точно дали,
Знайте - пути Господни это не "Эппл стор"!

Парни не телефоны, чтобы размер экрана,
Всякие там блу-тузы или четыре-джи,
В мире мужчин и женщин нет комплектаций, Анна,
Люди неповторимы, в каждом - живая жизнь!

Можно хотеть героя, можно хотеть красавца,
Принцы довольно редки, впрочем, и принцы есть,
Но никаких гарантий, что не начнут кусаться,
В ком-то сильна гордыня, в ком-то - простая спесь..."

"Ангел, - сказала Анна,- речь о семейном счастье,
Если не будет счастья, сразу скажу - развод.
Ради обычных смертных стоит ли причащаться?
Трижды я причищалась, селфи причастий - вот!

Я, обратившись к Богу, в точности указала,
Что мне по жизни нужно и за кого пойду.
Я же не ем мучного, не выхожу из зала,
Разве не очевидно - я дорогой продукт!

Сколько несчастных женщин в мире ревет и стонет,
Главное ведь "НЕ ЗАМУЖ", а "ЗА КОГО" и "КАК".
Я изучила рынок, знаю, чего достойна,
Внешне я совершенна, внутренне - глубока...

Ангел сказал: "Понятно, стало быть всё и сразу...
Будет Вам идеальный муж голубых кровей,
Дайте одну минуту, я обновляю базу...
Запоминайте номер очереди своей:

Можно набить на теле, можно на камне высечь,
Главное - не забудьте, не повторю опять...

Номер сто миллионов сто восемнадцать тысяч
Восемьдесят четыре... ой, извините - пять!"

Не всем идет козырный туз!!!
Коль в нас КОЗЛЫ находят вкус,
То это значит: мы для них
Похожи на капусту,
Мы - притягательны для них,
То есть причина в нас самих,
Увы, и это грустно…

Галина Стрельцова

Ну чем тебе потрафить, мой кузнечик?
Самозабвенно я тебя люблю.
И хоть тебя порадовать мне нечем,
Всего себя тебе я подарю.

Я не ревнивец, не тиран, не деспот,
Простой и скромный я интеллигент.
И в жизни не нашел себе я места
На данный исторический момент.

Со мной, надеюсь, станешь ты счастливой,
Хоть знаю, это очень нелегко...
Захочешь - улетаешь на Мальдивы,
Захочешь - ходишь в норковом манто!

А если пожелаешь - есть и дача,
Паши и сей, коттеджи возводи...
Нас ждет надежда, вера и удача,
Прекрасное Далеко впереди...

Я знаю, что тебе для счастья нужно,
Я все готов к твоим ногам сложить.
А плакать, я прошу тебя, не нужно -
Любовник сможет все тебе купить...

Галина Стрельцова

Я знаю мир — он стар и полон дряни,
Я знаю птиц, летящих на манок,
Я знаю, как звенит деньга в кармане
И как звенит отточенный клинок.
Я знаю, как поют на эшафоте,

Я знаю, как целуют, не любя,
Я знаю тех, кто "за" и тех, кто "против",
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю шлюх — они горды, как дамы,
Я знаю дам — они дешевле шлюх,
Я знаю то, о чем молчат годами,
Я знаю то, что произносят вслух,
Я знаю, как зерно клюют павлины
И как вороны трупы теребят,
Я знаю жизнь — она не будет длинной,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю мир — его судить легко нам,
Ведь всем до совершенства далеко,
Я знаю, как молчат перед законом,
И знаю, как порой молчит закон.
Я знаю, как за хвост ловить удачу,
Всех растолкав и каждому грубя,
Я знаю — только так, а не иначе...
Я знаю все, но только не себя.
(с)Франсуа Вийон.

Каждый выбирает для себя
Женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку -
Каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает по себе
Слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
Каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает по себе.
Щит и латы, посох и заплаты,
Меру окончательной расплаты
Каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает для себя.
Выбираем тоже - как умеем.
Ни к кому претензий не имеем.
Каждый выбирает для себя! (с)

Слишком мало — сказать «Прости»…
Слишком много — ответить «Прощаю»…
Слишком глупо просить «Не грусти»…
И нечестно совсем — «Обещаю»…
Безнадежно звучит — «Я был должен…»

И обманчиво — «Знаешь, я тоже…»
Непонятно — «Я думал, мы сможем…»
Как-то робко совсем — «Быть может…»
Проникновенно — «Сказать я хочу…»
И с надеждой — «Не стоит, может…»
И нежданно — «Тебя всё люблю…»
И печально — «И я тебя тоже…»
Грустно — «Часто тебя вспоминаю…»
И с печалью в глазах — «Я знаю»
И вздыхая — «Мне сны сняться…»
И в ответ — «В них тебя обнимаю…»
Твердо — «Я во всем виноват…»
Со слезами — «Не стоит, мы оба…»
Горько — «Как вернуть все назад?»
Плача — «Если бы знала, давно бы…»
Нежно за руки взяв — «Прости…»
Губ коснувшись слегка — «Я прощаю…»
,Крепко-крепко обняв — «Не грусти»
И поддавшись — «Я обещаю…»
Очень страшно услышать — «Пора…»
Слишком сложно ответить — «Мне тоже…»
И наивно — «Мы встретимся вновь…»
И жестоко ответить — «Быть может…»
Слишком мало сказать — «Прости»
Слишком много ответить — «Прощаю»
Очень страшно сказать — «Отпусти…»
Невозможно сказать — «Отпускаю…»

Я скажу тебе с последней
Прямотой:
Все лишь бредни, шерри-бренди,
Ангел мой.

Там где эллину сияла
Красота,
Мне из черных дыр зияла
Срамота.

Греки сбондили Елену
По волнам,
Ну а мне - соленой пеной
По губам.

По губам меня помажет
Пустота,
Строгий кукиш мне покажет
Нищета.

Ой-ли, так-ли, дуй-ли, вей-ли, -
Все равно.
Ангел Мэри, пей коктейли,
Дуй вино!

Я скажу тебе с последней
Прямотой:
Все лишь бредни, шерри-бренди,
Ангел мой.

(Мандельштам)

мне постучалась смерть в окошко
снарядом от системы град
а я за все четыре года
не сделал плохо никому
© mike-ru

Снег да снег, в дому поруга, холодна постель,
А в очах вьюга да вьюга, да метель.
И в метели замерзая, под метелью чуть жива
Говорит одной другая леденящие слова:
"Ты скажи, скажи, подруга, пропадаю не за грош...
Ты зачем маво супруга ночью кажною крадешь?
Ты зачем, зачем крадешь моего любимого?"
Отвечает ей подруга: "Холодна постель,
А в очах вьюга да вьюга, да метель.
Холод неисповедимый, а оглянешь белый свет:
Твой любимый – мой любимый, а единственного нет.
А еще скажу, ты Бога не гневи,
Три горсти ему отмерено любви:
Горсть для матушки, для дочери в горсти,
А из третьей нам по зернышку скрести".
Но не слушала подруга между тем,
Все "Зачем ты - говорила - все зачем?"
И взяла его дорога. Вслед за вьюгой след вия
Покатился муж с порога, впрочем, это был не я.
Ах, вьюга в дому да стужа. Год минует, век пройдет,
И она чужого мужа ночью темной уведет.
Через год жена чужая крикнет в голос за дверьми:
"Ты зачем маво супруга... Ты отдай, да ты верни..."
Ах, вьюг вьюга в дому да стужа, холодна постель,
А в очах вьюга да вьюга, да метель... (с)

[b]Туманы и дожди[/b]

[em]Шарль Бодлер [/em]

И осень позднюю и грязную весну
Я воспевать люблю: они влекут ко сну
Больную грудь и мозг какой-то тайной силой,
Окутав саваном туманов и могилой.

Поля безбрежные, осенних бурь игра,
Всю ночь хрипящие под ветром флюгера
Дороже мне весны; о вас мой дух мечтает,
Он крылья ворона во мраке распластает.

Осыпан инея холодной пеленой,
Пронизан сладостью напевов погребальных,
Он любит созерцать, исполнен грез печальных,

Царица бледная, бесцветный сумрак твой!
Иль в ночь безлунную тоску тревоги тайной
Забыть в объятиях любви, всегда случайной!

Ним, а помнишь твой мне красивейший стих о девушке с картины де Га? Столько лет прошло...

А я говорил: бросай филфак, поехали на Аляску.

Заведём у юрты двенадцать собак, в полозья врежем коляску.

Будем встречать ледяной рассвет консервами из Канады,

Будем разглядывать волчий след, одеваясь в овечьи латы.

Какая теория прозы, ты что? А там океан и горы.

Там ветер смешался с водой и мечтой, порвав скалистые шторы.

Большая медведица ловит в воде звёздную жирную рыбу.

Там дорога из «где-то» ведёт в «нигде», минуя посёлок «либо».

Я точно тебе говорю: бросай. Ты видишь? Сегодня лето!

А ты собираешься что-то писать, учишь свои билеты,

И время на кофе и туалет, да кошку в комочке меха.

А нужен всего-то один билет, чтобы уйти, уехать.

Там будут живые: Ахматова, Блок — в виде цветных водопадов.

А по выходным там гуляет Бог. Любит, до полураспада.

Там всё, что ты даже не сможешь прочесть, можно потрогать руками.

Но вот ты заводишь будильник на шесть, говоришь, что завтра экзамен.

А я повторяю: поедем со мной к Луне цвета спелой клюквы.

Хватит глотать, разбавляя слюной, чужие смыслы и буквы.

Поедем. Там тихо стучат топоры, бурлит золотая тина.

Там валят деревья в реки бобры, отстраивая плотины.

Засыпаешь. И книги твои храпят с чистых беспыльных полок.

Засыпаешь. Висит Иисус распят, поскольку тоже филолог.

Выхожу от тебя и российский флаг закрывает собой звезду.

Через время я нагружу собак и огней тебе привезу!

Чтобы было чем жечь а-четыре, а-три, и тетрадки и книжный шкаф.

Привезу медведицу: вот, посмотри. Не понравится — спрячу в рукав.

Я оставлю юрту с дубовым столом, Экзюпери-пилоту.

Но, наверное, ты получишь диплом и устроишься на работу.

Что толку: творил, шевелил, бубнил, боролся с душой и с тушей?

И всё говорил, говорил, говорил, и требовал: слушай, слушай!

А, может, не нужно собак и юрт, не нужен рассветный мак...

Послушай, чего там вообще сдают?

Хочу поступить на филфак.

0-osho >да, люблю. Практически всеядна, если это хорошая поэзия. Но предпочитаю Серебряный век. Из современных
Да, дерзость солнца бьет из наших глаз.
Мы избраны. В нас закипают соки.
Мы молоды, сильны и ... одиноки.
Увы, все горы свернуты до нас.

Мы реактивны. Мы идем на взлет.
Мы верим, что в бою несокрушимы.
Но неприступны горные вершины,
И на Олимпе нас никто не ждет.

Там стража грозно смотрит свысока.
Там блещет все. Там все решают деньги.
Покрыты красным бархатом ступеньки,
И поступь небожителей легка.

А в нас кипит честолюбивый яд.
И мучает, и не дает покоя,
И снится нам сиянье золотое,
Овации в ушах у нас гремят,

И, поправляя свой алмазный нимб,
Богини улыбаются лукаво...
Когда-нибудь и нас настигнет слава.
Когда-нибудь мы покорим Олимп
Вера Полозкова

И еще у Ахмадулиной любимое "Сказка о дожде".

Почему-то по утрам на пороге больших дел очень хочется добрую и пьяненькую.

Чтобы не ломалась, не умничала и была живой. Чтобы знала, чего хочет. Сразу. Без сомнений и выбора.

Чтоб была солёной на вкус и пахла чернилами и мокрыми волосами.

Чтобы, если плохо – то об пол тарелки, бабушкин хрусталь, айфон, весь дом к чертям, к верху брюхом и орать на неё – дуру [filolog]блядскую[/filolog] – с вытаращенными глазами до хрипоты. Ломая гипсокартон и дверные петли…

Чтобы была в голове всегда. Занимала в ней каждую пустоту, каждую секунду без мыслей. Когда от дел закрываешь глаза: а там она – с широкой улыбкой, вертлявым задом, бесконечными дырками в ушах и смешной радугой педикюра.

Чтобы не знала себе цены. Вообще не знала про цены.

И даже не думала про них, а отдавалась, дарила себя просто так. По внутреннему зову.

А вещи чтобы теряла и разбрасывала.

Чтобы насыпать ей белый песок на живот, в пупок. А потом выдувать.

Медленно и бесконечно долго.

А она бы смеялась и называла придурком. Но не мешала и не останавливала.

Чтоб не была воздушной, а, наоборот, телесной и осязаемой.

И можно было на коленях, и за волосы, и в рот. До синяков, засосов, царапин…

А потом сидеть на табурете, сосать пиво и просто смотреть, без слащавой, лицемерной романтики, как она в мятой майке пересаливает и пережаривает яичницу с колбасой. Улыбается самодовольно краями губ и нарочито не смотрит в твою сторону.

Чтобы, слышать, если кладёшь ей ухо на грудь, как поскрипывает внутри пружинка с чёртиком, спрятанная в шкатулку рёбер.

И понимать, что во всей вселенной никто не знает, когда срабатывает этот ******** таймер.

И чувствовать, что в любой момент она может уйти. Раствориться, исчезнуть, как песня.

Но пока, в эту минуту – здесь, с тобой. И от этого испытывать покой, свободу и радость.

И чтобы, когда вместе, мало говорить и много трогать.

Чтобы умела гладить по щеке, ворошить волосы и пыхтеть, как ёжонок, в ухо.

А ещё не боялась бы безоглядно и глупо танцевать и до самозабвения вглядываться в звёзды.

Не на словах, а взаправду…

Почему же все-таки по утрам до 13-го звонка и шестого кофе так непреодолимо тянет найти добрую и пьяненькую?

И просто жить. (с)

Безнадежно влюбленъ
Въ ту, чьи косы - какъ мѣдь,
И чьи очи меня
Въ аду неволятъ горѣть…


А ей нуженъ марксистъ
Въ кожаномъ сюртукѣ,
А ей нуженъ марксистъ
Съ газетой "Искра" въ рукѣ!

И что, вы думаете, она повѣдала?

Да у тебя же мама - буржуа!
Да у тебя же папа - октябристъ!
Да у тебя на завтракъ - фуа-гра,
Какой ты, къ бѣсу, марксистъ!

Я въ сердцахъ наплевалъ
Маркитанту въ лицо,
Я прочелъ "Капиталъ",
Невзлюбилъ блескъ дворцовъ.

Бороду отпустилъ,
Ликомъ сталъ, что бандитъ,
Слышать болѣ нѣтъ силъ
Ея прискорбный вердиктъ:

Да у тебя въ охранкѣ старшій братъ!
Да у тебя же дядя - морфинистъ!
А дѣдушка сатрапъ и рѣтроградъ,
Какой ты, шельма, марксистъ!
(с)

419-osho > Прикольненько.

Стихотворение, которое сделало мой уик-энд

Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует...
Он к свету рвется из ночной тени
И, свет обретши, ропщет и бунтует.
Безверием палим и иссушен,
Невыносимое он днесь выносит...
И сознает свою погибель он,
И жаждет веры — но о ней не просит...
Не скажет ввек, с молитвой и слезой,
Как ни скорбит перед замкнутой дверью:
«Впусти меня! — Я верю, боже мой!
Приди на помощь моему неверью!..»

150 лет ему

Владыко дней моих! дух праздности унылой,

Любоначалия, змеи сокрытой сей,

И празднословия не дай душе моей.


Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,

Да брат мой от меня не примет осужденья,

И дух смирения, терпения, любви

И целомудрия мне в сердце оживи.

взяв микрофон и сдерживая смех,
я вскрикнул, уподобившись мерзавцу:
— а эту женщину любил я меньше всех!
и указал на брошенную пальцем.

она стояла посреди толпы:
толпа смеялась, потирая руки!
я видел, как меняются черты
ее лица от поглотившей скуки.

я наблюдал спокойный, добрый взгляд;
в ее глазах блуждало безразличье
к безумцам, что кусают и шипят —

..я меньшился от этого величья.

ушла она
под угасавший смех
больной толпы.
а я стоял и мялся;

ведь эту женщину любил я больше всех.
но по сей день ей в этом не признался .

Я читала много — Бальзака, Делакруа,
Достоевского, Блока, Дюма и Пруста,
Пророссию ru, прополитику com ua,
Я читала всё, что пишут Ошо и Заратустра.

Я читала всё, о чём говорил Пророк,
Я читала горы белиберды и бреда,
Я читала про оперу, про авангард, про рок,
Я читала Коран, Новый Завет и Веды.

Я читала много — про высший свет, про дно,
Про Иванушку-дурачка, про царя Додона...
И из всех ненасытных книг поняла одно.
Главное — это дойти до дома.

Она вошла, совсем седая,
Устало села у огня,
И вдруг сказала «Я не знаю,За что ты мучаешь меня.
Ведь я же молода, красива,И жить хочу, хочу любить.
А ты меня смиряешь силойИ избиваешь до крови.
Велишь молчать? И я молчу,
Велишь мне жить, любовь гоня?
Я больше не могу, устала.
За что ты мучаешь меня?
Ведь ты же любишь, любишь, любишь
Любовью сердце занозя,
Нельзя судить, любовь не судят.
Нельзя? Оставь свои «нельзя».
Отбрось своих запретов кучу,
Cейчас, хоть в шутку согреши:
Себя бессонницей не мучай,
Сходи с ума, стихи пиши.
Или в любви признайся, что ли,
А если чувство не в чести,
Ты отпусти меня на волю,Не убивай, а отпусти».
И женщина, почти рыдая,
Седые пряди уроня, твердила:«Я не знаю, за что ты мучаешь меня».
Он онемел.
В привычный сумракВдруг эта буря ворвалась.
Врасплох, и некогда подумать:«Простите, я не знаю Вас.
Не я надел на Вас оковы»
И вдруг спросил, едва дыша:«Как Вас зовут?
Скажите, кто Вы?»
Она в ответ: «Твоя Душа». (с)

На тебе батл =)
 

Я помню чудное мгновенье...
А может это было сном?
И вы тогда отнюдь не стали
Тем самым суженным с кольцом
Я помню пустоту молчанья
Я помню слезы, крики в ночь
И мертвый снег, и жар дыханья
И неродившуюся дочь...

Как хорошо, что наградили
Вас чудным даром -забывать.
И чудно как: мы не любили.
Ато пришлось бы умирать.
И я по-прежнему лирична
Не одинока. Не дурна.
А Вы по-прежнему циничны,
И может так же есть жена...

В ту реку не войти нам дважды
Но есть какой-то странный кайф
Вот так вот встретившись однажды
Вновы рифмой разукрасить life...)

Ах, этот яд лиричных песен,
Големы памяти в строю.
Пусть предсказуем мир, и тесен
Ты попроси - я напою
Мотив фальшивый между строчек.
И, кстати - не было там дочек ;)

430-Рек >
Конечно не было!
Иначе
Не столь лиричным быть финалу
Не надо фальши здесь.
Тем паче, я не склоняю Вас к анналам
Историй дерзких откровений.
Нет больше трепетных волнений.

Хотя... Накиньте в междустрочье
Мне роковое троеточье...))))))

От чего умирают шуты?
От обиды, петли и саркомы,
От ножа, от презренья знакомых,
От упавшей с небес темноты.

Отчего умирают шуты?
От смертельного яда - в кефире.
От тоски, от бодяги в эфире,
От скотов, перешедших на ты.

От чего умирают шуты?
От слепого вниманья фортуны,
Рвутся нервы, как дряхлые струны,
Рвутся жизней гнилые холсты.

От того, что завяли цветы.
От того, что становится поздно
Длить себя - умирают серьёзно,
Лбом в опилки, так падают звёзды...
А живут? А живут как шуты. (с) Олди

Пять коней подарил мне мой друг Люцифер
И одно золотое с рубином кольцо,
Чтобы мог я спускаться в глубины пещер
И увидел небес молодое лицо.

Кони фыркали, били копытом, маня
Понестись на широком пространстве земном,
И я верил, что солнце зажглось для меня,
Просияв, как рубин на кольце золотом.

Много звездных ночей, много огненных дней
Я скитался, не зная скитанью конца,
Я смеялся порывам могучих коней
И игре моего золотого кольца.

Там, на высях сознанья — безумье и снег,
Но коней я ударил свистящим бичем,
Я на выси сознанья направил их бег
И увидел там деву с печальным лицом.

В тихом голосе слышались звоны струны,
В странном взоре сливался с ответом вопрос,
И я отдал кольцо этой деве луны
За неверный оттенок разбросанных кос.

И, смеясь надо мной, презирая меня,
Люцифер распахнул мне ворота во тьму,
Люцифер подарил мне шестого коня —
И Отчаянье было названье ему.

Она сидела за столиком у окна,
И он, как бы случайно, смотрел туда.
Она была ничего, она была одна,
В ее глазах как бы читалось "Да".
Время суток позволяло сыграть в игру,
Время года велело стрелять в упор.
И он, как бы случайно, подсел к столу,
И, как бы небрежно, повел разговор.
.
Он больше любит коньяк, она - сухое вино,
Подали двести сухого и сто коньяку.
Они оба любят группу "Кино"
И не любят "Яблоки на снегу".
Он свободен до часу - немалый срок,
И она до двенадцати - хоть куда,
Он предложил зайти к приятелю на огонек,
Она, как бы подумав, сказала "Да".
.
Его приятель на кухне как бы читал,
Пока они занимали его кровать.
Все случилось быстрее, чем он ожидал,
И несколько хуже, чем она могла ждать.
Через двадцать минут они вышли вон,
Три рубля на такси - небольшая беда,
Она сказала: "Звони", он записал телефон
По которому не позвонит никогда.
.
И он сбежал в метро, бросив ей "пока",
Он был просто рад, что остался один,
А за ним, догорая, тлела Москва
Головешками окон, углями витрин.
Время выключить свет, стиснуть зубы и спать,
Чтоб хотя бы лет пять не очнутся от сна,
Ее дома как бы ждала ее мать,
Его дома как бы ждала жена.

Я снова жду осенних холодов,
Мне кажется, они уже подули.
И осень начинается в июле
Внезапным увяданием садов
Мы не заметим, как нас обманули,
Ослепшие в пещерах городов…

И будет путь по замкнутой прямой,
По той, что обладает свойством круга.
Не торопясь, все дальше друг от друга,
И вот уже не слышен голос мой.
И кажется, нас разделяет вьюга,
И никому не даст попасть домой.

И что на крик никто не обернется,
И раненым не принесут воды.
От этого вода уйдет на дно колодца,
уйдет, как предвещение беды.
Уйдет на дно и больше не вернется…
Я снова семилетний человек,
Один в холодном поле на рассвете,
И по колено долгий, долгий снег,
а мне твердят о наступившем лете,
Цветении садов, разливах рек,
Но белая зима на белом свете…

Он, в общем, обычный блудливый кот,
Она - безрассудно-свободная кошка.
Ему бы понять, что она его ждет,
А ей - что он любит, и не понарошку.
Он не аморален, хотя и не свят.
Она не невинна, но не безнадежна.
Ее приручить он, пожалуй бы, рад,
Но в ней много "нет", и совсем мало "можно".
В ней много "не верю" и много "не надо",
Она дарит ласки, но когти не прячет.
В ней много сомнений, где ложь, а где правда,
Но даже от боли она редко плачет.
В ее безрассудной кошачьей судьбе
Нет ни постоянства, ни веры, ни верности.
Так - все восемь жизней - сама по себе,
Но в этой, последней, ей хочется нежности. (с)

песенка в тему :)
[spoiler]
За окнами чьи-то шаги: надо зажечь свечу
Может быть, это враги? В полночь я не шучу
Надо пойти за дверь, проверить свои посты
Может быть, это зверь? Может быть, это ты?

Хочешь, я буду ласковой кошкой
Сидеть у твоих обнаженных ног?
Нет, пожалуй, я вру немножко:
Просто сидеть я бы вряд ли смог...

Хочешь, я буду верной собакой
Стеречь улыбки твои и покой?
Нет, пожалуй, я вру, однако:
Ты же знаешь - я не такой!

Накал в две тысячи ламп. Страх будоражит кровь
Но если здесь что-то есть, то это - твоя любовь
Крик отрезвляет мозг, шепот вгоняет в сон...
На каждый маленький знак есть сотни больших имен

Хочешь, я буду ласковой кошкой
Сидеть у твоих обнаженных ног?
Нет, пожалуй, я вру немножко:
Просто сидеть я бы вряд ли смог...

Хочешь, я буду верной собакой
Стеречь улыбки твои и покой?
Нет, пожалуй, я вру, однако:
Ты же знаешь - я не такой!

Смолкли шаги под окном - можно свечу гасить
Если бы мы вдвоем - было бы легче жить
Но это не просто так - все сбросить и встать вон там:
На каждый маленький шаг есть сотни глубоких ям

Хочешь, я буду ласковой кошкой
Сидеть у твоих обнаженных ног?
Нет, пожалуй, я вру немножко:
Просто сидеть я бы вряд ли смог...

Хочешь, я буду верной собакой
Стеречь улыбки твои и покой?
Нет, пожалуй, я вру, однако:
Ведь ты же знаешь, что я не такой!
[/spoiler]

И думал я, пока дремал,
что зря меня забота точит:
мир так велик, а я так мал,

и мир пускай живет как хочет.

***
Будущее — вкус не портит мне,
мне дрожать за будущее лень;
думать каждый день о черном дне -
значит делать черным каждый день.

***
Когда устал и жить не хочешь,
полезно вспомнить в гневе белом,
что есть такие дни и ночи,
что жизнь оправдывают в целом.

***
Я не стыжусь, что ярый скептик
и на душе не свет, а тьма;
сомненье — лучший антисептик
от загнивания ума.

***
Я устал. Надоели дети,
бабы, водка и пироги.
Что же держит меня на свете?
Чувство юмора и долги.

***
Не зря я пью вино на склоне дня,
Заслужена его глухая власть;
Вино меня уводит в глубь меня,
Туда, куда мне трезвым не попасть.

***
Звоните поздней ночью мне, друзья,
не бойтесь помешать и разбудить;
кошмарно близок час, когда нельзя
и некуда нам будет позвонить.

***
А жизнь летит, и жить охота,
и слепо мечутся сердца
меж оптимизмом идиота
и пессимизмом мудреца.

***
Мне жалко иногда, что время вспять
не движется над замершим пространством;
я прежние все глупости опять
проделал бы с осознанным упрямством.

***
Обманчива наша земная стезя,
идёшь то туда, то обратно,
и дважды войти в ту же реку нельзя,
а в то же говно — многократно. (с) Губерман

Ошо запел по-другому...

440-kbz >Вообще-то это стихи Губермана, которого я всегда любил... :-)

куда пропала чувственная страсть?

442-kbz >Я могу себе позволить быть разным...