[quote=Атти;48110386] 75-Rochefort > давай по Овидию! Неожиданно , что кто-то Овидия на жв читает! [/quote] Я читал, но не на ЖВ:) Его стихи немножко были в учебнике по латинскому языку. Стихи на латыни - это жёсткий порядок ударений, т.е. размер стиха, поэтому порядок слов там любой, лишь бы в размер влезало, а рифма вообще не обязательна. Поэтому лучше читать латинские стихи в переводе на любой нормальный язык:) ЗЫ Учебник по латыни читал добровольно:) |
82-Kahn >завтра буду слушать, спасибо |
Без потрясений) аудио в автомобиле Ницше "Человеческое, слишком человеческое". Вряд ли бы осилил текстом ) |
Потрясений не было, сейчас отлично заходит доннато каризи, интрига, все как я люблю |
83-Всеблагое электричество > убедил! Не буду перечитывать Овидия на латыни:-)) |
Сейчас Адам Кей *Будет больно*, нравится мне литература о жизни врачей и изнанка работы. |
88-финланд >Читала ее. Тоже люблю такую литературу. Недавно было « Когда дыхание растворяется в воздухе», написанная нейрохирургом. Понравилась. |
Сам себе шеф-повар* Евы Пунш, читала в полёте , кулинария для интересующихся.) Не интеллектуальная литература)) |
88-финланд > тебе, наверное, тогда понравится «Окончательный диагноз» Хейли |
86-ЁлкА ТигровАЯ > какую-то ты мне книжку Марининой рекомендовала, я забыла название. Напомнишь |
Недавно прочел "Что может быть проще времени" (англ. Time is the Simplest Thing) — Клиффорда Саймака. Не то, чтобы потрясение, но очень приятное впечатление произвёл. |
92-No Pasaran >не помню. Квест, наверное |
94-ЁлкА ТигровАЯ >Горький квест. Имхо, слабенько для Марининой. Горького ,конечно, оригинально было втянуть в нить повествования, но грубо получилось, плоско. 92-No Pasaran > Ее последняя дилогия "Безупречная репутация" вполне себе читаема и даже похожа на старую МАринину немного. |
95-Атти >я думаю, каждый вправе сам сделать свои выводы |
96-ЁлкА ТигровАЯ > и вправе поделиться впечатлением от прочитанного. На вкус и цвет книги тоже разные :-) |
94-ЁлкА ТигровАЯ > спасибо |
Из того что прям понравилось, выделю пожалуй вот это произведение : [spoiler]Как ныне сбирается вещий Олег Отмстить неразумным хозарам: Их села и нивы за буйный набег Обрек он мечам и пожарам; С дружиной своей, в цареградской броне, Князь по полю едет на верном коне. Из темного леса навстречу ему Идет вдохновенный кудесник, Покорный Перуну старик одному, Заветов грядущего вестник, В мольбах и гаданьях проведший весь век. И к мудрому старцу подъехал Олег. «Скажи мне, кудесник, любимец богов, Что сбудется в жизни со мною? И скоро ль, на радость соседей-врагов, Могильной засыплюсь землею? Открой мне всю правду, не бойся меня: В награду любого возьмешь ты коня». «Волхвы не боятся могучих владык, А княжеский дар им не нужен; Правдив и свободен их вещий язык И с волей небесною дружен. Грядущие годы таятся во мгле; Но вижу твой жребий на светлом челе, Запомни же ныне ты слово мое: Воителю слава — отрада; Победой прославлено имя твое; Твой щит на вратах Цареграда; И волны и суша покорны тебе; Завидует недруг столь дивной судьбе. И синего моря обманчивый вал В часы роковой непогоды, И пращ, и стрела, и лукавый кинжал Щадят победителя годы... Под грозной броней ты не ведаешь ран; Незримый хранитель могущему дан. Твой конь не боится опасных трудов: Он, чуя господскую волю, То смирный стоит под стрелами врагов, То мчится по бранному полю, И холод и сеча ему ничего. Но примешь ты смерть от коня своего». Олег усмехнулся — однако чело И взор омрачилися думой. В молчанье, рукой опершись на седло, С коня он слезает угрюмый; И верного друга прощальной рукой И гладит и треплет по шее крутой. «Прощай, мой товарищ, мой верный слуга, Расстаться настало нам время: Теперь отдыхай! уж не ступит нога В твое позлащенное стремя. Прощай, утешайся — да помни меня. Вы, отроки-други, возьмите коня! Покройте попоной, мохнатым ковром; В мой луг под уздцы отведите: Купайте, кормите отборным зерном; Водой ключевою поите». И отроки тотчас с конем отошли, А князю другого коня подвели. Пирует с дружиною вещий Олег При звоне веселом стакана. И кудри их белы, как утренний снег Над славной главою кургана... Они поминают минувшие дни И битвы, где вместе рубились они... «А где мой товарищ? — промолвил Олег,— Скажите, где конь мой ретивый? Здоров ли? всё так же ль легок его бег? Всё тот же ль он бурный, игривый?» И внемлет ответу: на холме крутом Давно уж почил непробудным он сном. Могучий Олег головою поник И думает: «Что же гаданье? Кудесник, ты лживый, безумный старик! Презреть бы твое предсказанье! Мой конь и доныне носил бы меня». И хочет увидеть он кости коня. Вот едет могучий Олег со двора, С ним Игорь и старые гости, И видят: на холме, у брега Днепра, Лежат благородные кости; Их моют дожди, засыпает их пыль, И ветер волнует над ними ковыль. Князь тихо на череп коня наступил И молвил: «Спи, друг одинокий! Твой старый хозяин тебя пережил: На тризне, уже недалекой, Не ты под секирой ковыль обагришь И жаркою кровью мой прах напоишь! Так вот где таилась погибель моя! Мне смертию кость угрожала!» Из мертвой главы гробовая змия Шипя между тем выползала; Как черная лента, вкруг ног обвилась: И вскрикнул внезапно ужаленный князь. Ковши круговые, заленясь, шипят На тризне плачевной Олега: Князь Игорь и Ольга на холме сидят; Дружина пирует у брега; Бойцы поминают минувшие дни И битвы, где вместе рубились они.[/spoiler] |
И вот это: [spoiler]— Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром, Французу отдана? Ведь были ж схватки боевые, Да, говорят, еще какие! Недаром помнит вся Россия Про день Бородина! — Да, были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя: Богатыри — не вы! Плохая им досталась доля: Немногие вернулись с поля… Не будь на то господня воля, Не отдали б Москвы! Мы долго молча отступали, Досадно было, боя ждали, Ворчали старики: «Что ж мы? на зимние квартиры? Не смеют, что ли, командиры Чужие изорвать мундиры О русские штыки?» И вот нашли большое поле: Есть разгуляться где на воле! Построили редут. У наших ушки на макушке! Чуть утро осветило пушки И леса синие верхушки — Французы тут как тут. Забил заряд я в пушку туго И думал: угощу я друга! Постой-ка, брат мусью! Что тут хитрить, пожалуй к бою; Уж мы пойдем ломить стеною, Уж постоим мы головою За родину свою! Два дня мы были в перестрелке. Что толку в этакой безделке? Мы ждали третий день. Повсюду стали слышны речи: «Пора добраться до картечи!» И вот на поле грозной сечи Ночная пала тень. Прилег вздремнуть я у лафета, И слышно было до рассвета, Как ликовал француз. Но тих был наш бивак открытый: Кто кивер чистил весь избитый, Кто штык точил, ворча сердито, Кусая длинный ус. И только небо засветилось, Все шумно вдруг зашевелилось, Сверкнул за строем строй. Полковник наш рожден был хватом: Слуга царю, отец солдатам… Да, жаль его: сражен булатом, Он спит в земле сырой. И молвил он, сверкнув очами: «Ребята! не Москва ль за нами? Умремте же под Москвой, Как наши братья умирали!» И умереть мы обещали, И клятву верности сдержали Мы в Бородинский бой. Ну ж был денек! Сквозь дым летучий Французы двинулись, как тучи, И всё на наш редут. Уланы с пестрыми значками, Драгуны с конскими хвостами, Все промелькнули перед нами, Все побывали тут. Вам не видать таких сражений!.. Носились знамена, как тени, В дыму огонь блестел, Звучал булат, картечь визжала, Рука бойцов колоть устала, И ядрам пролетать мешала Гора кровавых тел. Изведал враг в тот день немало, Что значит русский бой удалый, Наш рукопашный бой!.. Земля тряслась — как наши груди, Смешались в кучу кони, люди, И залпы тысячи орудий Слились в протяжный вой… Вот смерклось. Были все готовы Заутра бой затеять новый И до конца стоять… Вот затрещали барабаны — И отступили бусурманы. Тогда считать мы стали раны, Товарищей считать. Да, были люди в наше время, Могучее, лихое племя: Богатыри — не вы. Плохая им досталась доля: Немногие вернулись с поля. Когда б на то не божья воля, Не отдали б Москвы![/spoiler] |
А что касаемо прозы, сейчас, пару минут. |
101-Дональд _Трамп >"Война и мир"? |
102-PeliPit >лишь бы не большая советская энциклопедия |
ИДИОТ РОМАН В ЧЕТЫРЕХ ЧАСТЯХ ЧАСТЬ ПЕРВАЯ I [spoiler]В конце ноября, в оттепель, часов в девять утра, поезд Петербургско-Варшавской железной дороги на всех парах подходил к Петербургу. Было так сыро и туманно, что насилу рассвело; в десяти шагах, вправо и влево от дороги, трудно было разглядеть хоть что-нибудь из окон вагона. Из пассажиров были и возвращавшиеся из-за границы; но более были наполнены отделения для третьего класса, и всё людом мелким и деловым, не из очень далека. Все, как водится, устали, у всех отяжелели за ночь глаза, все назяблись, все лица были бледно-желтые, под цвет тумана. В одном из вагонов третьего класса, с рассвета, очутились друг против друга, у самого окна, два пассажира — оба люди молодые, оба почти налегке, оба не щегольски одетые, оба с довольно замечательными физиономиями и оба пожелавшие, наконец, войти друг с другом в разговор. Если б они оба знали один про другого, чем они особенно в эту минуту замечательны, то, конечно, подивились бы, что случай так странно посадил их друг против друга в третьеклассном вагоне петербургско-варшавского поезда. Один из них был небольшого роста, лет двадцати семи, курчавый и почти черноволосый, с серыми маленькими, но огненными глазами. Нос его был широк и сплюснут, лицо скулистое; тонкие губы беспрерывно складывались в какую-то наглую, насмешливую и даже злую улыбку; но лоб его был высок и хорошо сформирован и скрашивал неблагородно развитую нижнюю часть лица. Особенно приметна была в этом лице его мертвая бледность, придававшая всей физиономии молодого человека изможденный вид, несмотря на довольно крепкое сложение, и вместе с тем что-то страстное, до страдания, не гармонировавшее с нахальною и грубою улыбкой и с резким, самодовольным его взглядом. Он был тепло одет, в широкий мерлушечий черный крытый тулуп, и за ночь не зяб, тогда как сосед его принужден был вынести на своей издрогшей спине всю сладость сырой ноябрьской русской ночи, к которой, очевидно, был не приготовлен. На нем был довольно широкий и толстый плащ без рукавов и с огромным капюшоном, точь-в-точь как употребляют часто дорожные, по зимам, где-нибудь далеко за границей, в Швейцарии или, например, в Северной Италии, не рассчитывая, конечно, при этом и на такие концы по дороге, как от Эйдткунена до Петербурга. Но что годилось и вполне удовлетворяло в Италии, то оказалось не совсем пригодным в России. Обладатель плаща с капюшоном был молодой человек, тоже лет двадцати шести или двадцати семи, роста немного повыше среднего, очень белокур, густоволос, со впалыми щеками и с легонькою, востренькою, почти совершенно белою бородкой. Глаза его были большие, голубые и пристальные; во взгляде их было что-то тихое, но тяжелое, что-то полное того странного выражения, по которому некоторые угадывают с первого взгляда в субъекте падучую болезнь. Лицо молодого человека было, впрочем, приятное, тонкое и сухое, но бесцветное, а теперь даже досиня иззябшее. В руках его болтался тощий узелок из старого, полинялого фуляра, заключавший, кажется, всё его дорожное достояние. На ногах его были толстоподошвенные башмаки с штиблетами, — всё не по-русски. Черноволосый сосед в крытом тулупе всё это разглядел, частию от нечего делать, и наконец спросил с тою неделикатною усмешкой, в которой так бесцеремонно и небрежно выражается иногда людское удовольствие при неудачах ближнего: — Зябко? И повел плечами. — Очень, — ответил сосед с чрезвычайною готовностью, — и, заметьте, это еще оттепель. Что ж, если бы мороз? Я даже не думал, что у нас так холодно. Отвык. — Из-за границы, что ль? — Да, из Швейцарии. — Фью! Эк ведь вас!.. Черноволосый присвистнул и захохотал. Завязался разговор. Готовность белокурого молодого человека в швейцарском плаще отвечать на все вопросы своего черномазого соседа была удивительная и без всякого подозрения совершенной небрежности, неуместности и праздности иных вопросов. Отвечая, он объявил, между прочим, что действительно долго не был в России, с лишком четыре года, что отправлен был за границу по болезни, по какой-то странной нервной болезни, вроде падучей или виттовой пляски, каких-то дрожаний и судорог. Слушая его, черномазый несколько раз усмехался; особенно засмеялся он, когда на вопрос: «Что же, вылечили?» — белокурый отвечал, что «нет, не вылечили». — Хе! Денег что, должно быть, даром переплатили, а мы-то им здесь верим, — язвительно заметил черномазый. — Истинная правда! — ввязался в разговор один сидевший рядом и дурно одетый господин, нечто вроде закорузлого в подьячестве чиновника, лет сорока, сильного сложения, с красным носом и угреватым лицом, — истинная правда-с, только все русские силы даром к себе переводят! — О, как вы в моем случае ошибаетесь, — подхватил швейцарский пациент тихим и примиряющим голосом, — конечно, я спорить не могу, потому что всего не знаю, но мой доктор мне из своих последних еще на дорогу сюда дал да два почти года там на свой счет содержал. — Что ж, некому платить, что ли, было? — спросил черномазый. — Да, господин Павлищев, который меня там содержал, два года назад помер; я писал потом сюда генеральше Епанчиной, моей дальней родственнице, но ответа не получил. Так с тем и приехал. — Куда же приехали-то? — То есть где остановлюсь?.. Да не знаю еще, право... так... — Не решились еще? И оба слушателя снова захохотали. — И небось в этом узелке вся ваша суть заключается? — спросил черномазый. — Об заклад готов биться, что так, — подхватил с чрезвычайно довольным видом красноносый чиновник, — и что дальнейшей поклажи в багажных вагонах не имеется, хотя бедность и не порок, чего опять-таки нельзя не заметить. Оказалось, что и это было так: белокурый молодой человек тотчас же и с необыкновенною поспешностью в этом признался. — Узелок ваш все-таки имеет некоторое значение, — продолжал чиновник, когда нахохотались досыта (замечательно, что и сам обладатель узелка начал наконец смеяться, глядя на них, что увеличило их веселость), — и хотя можно побиться, что в нем не заключается золотых заграничных свертков с наполеондорами и фридрихсдорами, ниже с голландскими арапчиками, о чем можно еще заключить хотя бы только по штиблетам, облекающим иностранные башмаки ваши, но... если к вашему узелку прибавить в придачу такую будто бы родственницу, как, примерно, генеральша Епанчина, то и узелок примет некоторое иное значение, разумеется в том только случае, если генеральша Епанчина вам действительно родственница и вы не ошибаетесь, по рассеянности... что очень и очень свойственно человеку, ну хоть... от излишка воображения. — О, вы угадали опять, — подхватил белокурый молодой человек, — ведь действительно почти ошибаюсь, то есть почти что не родственница; до того даже, что я, право, нисколько и не удивился тогда, что мне туда не ответили. Я так и ждал. — Даром деньги на франкировку письма истратили. Гм... по крайней мере простодушны и искренны, а сие похвально! Гм... генерала же Епанчина знаем-с, собственно, потому, что человек общеизвестный; да и покойного господина Павлищева, который вас в Швейцарии содержал, тоже знавали-с, если только это был Николай Андреевич Павлищев, потому что их два двоюродные брата. Другой доселе в Крыму, а Николай Андреевич, покойник, был человек почтенный, и при связях, и четыре тысячи душ в свое время имели-с... — Точно так, его звали Николай Андреевич Павлищев, — и, ответив, молодой человек пристально и пытливо оглядел господина всезнайку. Эти господа всезнайки встречаются иногда, даже довольно часто, в известном общественном слое. Они всё знают, вся беспокойная пытливость их ума и способности устремляются неудержимо в одну сторону, конечно за отсутствием более важных жизненных интересов и взглядов, как сказал бы современный мыслитель. Под словом «всё знают» нужно разуметь, впрочем, область довольно ограниченную: где служит такой-то, с кем он знаком, сколько у него состояния, где был губернатором, на ком женат, сколько взял за женой, кто ему двоюродным братом приходится, кто троюродным и т. д., и т. д., и всё в этом роде. Большею частию эти всезнайки ходят с ободранными локтями и получают по семнадцати рублей в месяц жалованья. Люди, о которых они знают всю подноготную, конечно, не придумали бы, какие интересы руководствуют ими, а между тем многие из них этим знанием, равняющимся целой науке, положительно утешены, достигают самоуважения и даже высшего духовного довольства. Да и наука соблазнительная. Я видал ученых, литераторов, поэтов, политических деятелей, обретавших и обретших в этой же науке свои высшие примирения и цели, даже положительно только этим сделавших карьеру. В продолжение всего этого разговора черномазый молодой человек зевал, смотрел без цели в окно и с нетерпением ждал конца путешествия. Он был как-то рассеян, что-то очень рассеян, чуть ли не встревожен, даже становился как-то странен: иной раз слушал и не слушал, глядел и не глядел, смеялся и подчас сам не знал и не понимал, чему смеялся.[/spoiler] |
Почему-то все не помещается, ну ни чего, я частями. |
105-Дональд _Трамп > горшочек, не вари! |
Довольно, золотая антилопа:) (с) |
[spoiler]Киплинг оставил неизгладимоемоё впечатление в свое время, всё произведение не стану приводить, чтобы не засорять тему, но выборки из любимого можно. Это был шакал, Лизоблюд Табаки, — а волки Индии презирают Табаки за то, что он рыщет повсюду, сеет раздоры, разносит сплетни и не брезгает тряпками и обрывками кожи, роясь в деревенских мусорных кучах. И всё-таки они боятся Табаки, потому что он чаще других зверей в джунглях болеет бешенством и тогда мечется по лесу и кусает всех, кто только попадётся ему навстречу. Даже тигр бежит и прячется, когда бесится маленький Табаки, ибо ничего хуже бешенства не может приключиться с диким зверем. У нас оно зовётся водобоязнью, а звери называют его «дивани» — бешенство — и спасаются от него бегством. — Что ж, войди и посмотри сам, — сухо сказал Отец Волк. — Только еды здесь нет. — Для волка нет, — сказал Табаки, но для такого ничтожества, как я, и голая кость — целый пир. Нам, шакалам, не к лицу привередничать. Он прокрался в глубину пещеры, нашёл оленью кость с остатками мяса и, очень довольный, уселся, с треском разгрызая эту кость. — Благодарю за угощенье, — сказал он, облизываясь. — Как красивы благородные дети! Какие у них большие глаза! А ведь они ещё так малы! Правда, правда, мне бы следовало помнить, что царские дети с самых первых дней уже взрослые. А ведь Табаки знал не хуже всякого другого, что нет ничего опаснее, чем хвалить детей в глаза, и с удовольствием наблюдал, как смутились Мать и Отец Волки. Табаки сидел молча, радуясь тому, что накликал на других беду, потом сказал злобно: — Шер-Хан, Большой Тигр, переменил место охоты. Он будет весь этот месяц охотиться здесь, в горах. Так он сам сказал. Шер-Хан был тигр, который жил в двадцати милях от пещеры, у реки Вайнганги. Маугли - Киплинг Р. — Не имеет права! — сердито начал Отец Волк. — По Закону Джунглей он не может менять место охоты, никого не предупредив. Он распугает всю дичь на десять миль кругом, а мне… мне теперь надо охотиться за двоих. — Мать недаром прозвала его Лангри (Хромой), — спокойно сказала Мать Волчица. — Он с самого рождения хромает на одну ногу. Вот почему он охотится только за домашней скотиной. Жители селений по берегам Вайнганги злы на него, а теперь он явился сюда, и у нас начнётся то же: люди будут рыскать за ним по лесу, поймать его не сумеют, а нам и нашим детям придётся бежать куда глаза глядят, когда подожгут траву. Право, нам есть за что благодарить Шер-Хана! — Не передать ли ему вашу благодарность? — спросил Табаки. — Вон отсюда! — огрызнулся Отец Волк. — Вон! Ступай охотиться со своим господином! Довольно ты намутил сегодня. — Я уйду, — спокойно ответил Табаки. — Вы и сами скоро услышите голос Шер-Хана внизу, в зарослях. Напрасно я трудился передавать вам эту новость. Маугли - Киплинг Р. Отец Волк насторожил уши: внизу, в долине, сбегавшей к маленькой речке, послышался сухой, злобный, отрывистый, заунывный рёв тигра, который ничего не поймал и нисколько не стыдится того, что всем джунглям это известно. — Дурак! — сказал Отец Волк. — Начинать таким шумом ночную работу! Неужели он думает, что наши олени похожи на жирных буйволов с Вайнганги? — Ш-ш! Он охотится нынче не за буйволом и не за оленем, — сказала Мать Волчица. — Он охотится за человеком. Рёв перешёл в глухое ворчание, которое раздавалось как будто со всех сторон разом. Это был тот рёв, который пугает лесорубов и цыган, ночующих под открытым небом, а иногда заставляет их бежать прямо в лапы тигра.[/spoiler] |
Странно. Я думал всем можно приводить примеры тех произведений которые им понравились, именно в текстовом формате. Это не так? |
110-Дональд _Трамп >в простонародье это (большие тексты) называется "простыни" и никто их тут не читает |
110-Дональд _Трамп > можно, но не нужно. Никто это не будет читать. |
А мне запретили |
111-Tucshka >разных долбодятлов да,не читают,но у Трампа текст неплохой, я прочёл |
Сейчас читаю книгу психотерапевта Эстер Перель "Всегда желанные. Как сохранить страсть в длительных отношениях". На английском "Mating in captivity" (спаривание в неволе). Для ЖВ скорее всего неактуально, так как тут у всех наверняка и после двадцати лет супружества в постеле огонь) :flame: Однако, написано интересно, много выдержек из сессий психотерапии реальных супружеских пар, читается легко. Свежий взгляд на известные, вроде бы, вещи. |
116-Юлия Цезарь > Вот что было в голове у переводчиков? Так опошлить оригинальное название! Если и в тексте перевод аналогичный, вообще грусть ((( |
115-брандер >ну вот, ты нашел себе товарища по душе) но там не оригинальный текст а перепечатки из книжек. |
117-Бессмертный пони > я думаю, тут скорее дело в издателе, а не в переводчике. Возможно, они посчитали, что оригинальное название будет плохо продаваться. Насколько я могу судить в сравнении с лекциями Эстер Перель в TED, которые слушала на английском, перевод самого текста не пострадал. :) |
118-Tucshka >аааа,вон оно чо...то-то я думаю сильно отличается от борзописцев наших типа арбитра)) |
[quote=Атти;48109327]за 10 дней января 21 книга[/quote] А можешь написать, что за книги? |
[quote=PeliPit;48112101]А можешь написать, что за книги? [/quote] [img]https://cdn1.ozone.ru/multimedia/1017589155.jpg[/img] [img]https://cdn1.ozone.ru/multimedia/1019443956.jpg[/img] |
141-Тот самый майор >))) |
[quote=Убилли Билли;48112029] Цитата: По смыслу: как есть всю жизнь одну яичницу и не чувствовать однообразия?)[/quote] Не), там больше про: [I]- Не тут то было, из картошки знаешь сколько блюд приготовить можно? картошка жаренная, отварная, пюре, дальше, картофель фри, картофель пай... Картофельные пирожки с мясом,грибами и т.д., картофельные оладьи,... соус грибной, соус томатный,сметанный и т.д., картофельный рулет,... запеканка, картофель тушеный с черносливом,... картофель тушеный с лавровым листом и с перцем,... картофель молодой отварной с укропом, шанди... И это только блюда из картошки.[/I] |
Текущее время: 04:19. Часовой пояс GMT +3. |