Украина

Видный российский журналист, перебравшийся на ПМЖ из Москвы в город Киев, публично грустит по поводу певицы Земфиры, потребовавшей на своём концерте убрать украинский флаг, развёрнутый перед сценой.

«Она боится, — пишет наш друг из Киева, — у неё проснулся советский страх, я помню этот страх, — признаётся наш друг, — и вот этот страх снова в России, миллионы людей боятся, миллионы живут в ужасе, и Земфира, она тоже...»

Наш коллега крутит эту дурацкую мысль, как кубик-рубик, повторяет её восемь раз подряд то так, то эдак, зарабатывая свои четыре тысячи «лайков».

Надо спросить у психологов, как же всё-таки называется это заболевание, когда человек истолковывает любое событие в нужном ему свете, даже если в его присутствии кому-то просверлили голову сверлом.

Согласно вышеприведённой логике, мы неизбежно должны понять: если Земфира размахивает украинским флагом, значит, это её прекрасное личное душевное побуждение. Но если Земфира не размахивает украинским флагом — значит, внутри неё поселился страх и ужас. Личным побуждением это быть не может никогда и ни при каких условиях.

Заметим, что такая форма мышления характерна не только для людей квазилиберальных убеждений, но и для многих патриотов.

Они размышляют ровно тем же самым образом, только наоборот.

Когда Земфира размахивала украинским флагом в Грузии, наши патриоты объясняли её поступок тем, что певица, дескать, заинтересована в скандале, потому что ей славы не хватает и вообще она хочет гастролей на Западе.

Всё это несусветная дичь: Земфира — самая популярная певица в России, с ней и рядом никто не стоит. Трём любым певицам, идущим вослед за ней по степени известности, надо на большие ходули встать, чтоб снизу вверх на Земфиру взглянуть и поймать её снисходительный далёкий взгляд. Любые гастроли и полные стадионы — хоть здесь, хоть за пределами страны — ей и так гарантированы. Безо всяких скандалов.

Но патриоты тоже не желают ни за кем признавать личных мотиваций — они, видимо, даже поверить не могут, что бывает честная человеческая устремлённость в Европу и честная человеческая неприязнь ко многим российским реалиям.

Сознание многих патриотов сугубо материалистично. «Акунин, Макаревич, Собчак? Так они ж за бабло!»

Нет, друзья мои.

Деньги — в форме грантов, гонораров или премий — конечно же, водятся в либеральном мирке, но всякая чётко обозначенная позиция неизбежно лишает тебя возможности пользоваться благами, раздаваемыми в других местах.

Обозначившие себя патриотами и мечтать не могут о присутствии в мире «прогрессивном» — где глянец платит огромные гонорары, «Серебряный дождь» говорит о тебе с придыханием, фонд Прохорова распределяет всем либеральным сёстрам по серьгам, Запад зовёт к себе в гости поругать КГБ и попугать трепетных европейцев новым или прежним российским ГУЛАГом; заодно тебе могут намекнуть, что следующая Нобелевка — точно твоя.

Обозначившие себя либералами и мечтать не могут (хотя иногда всё-таки могут) о господдержке, государственных премиях и эфирах на государственных каналах или радиостанциях.

У всех идентичные риски, и я вас уверяю, что 99% одарённых людей противоположных взглядов совершают те или иные поступки, руководствуясь личностными идеалистическими мотивациями, а не меркантильными.

Одним искренне нравится Крым в составе России, другим — в составе Украины. Одни болеют за Моторолу и ополченцев, другие — за «Айдар» и киевскую оранжистскую интеллигенцию.

О мотивациях Земфиры я ничего не знаю.

Единственное, что могу сказать: у меня уже имеется пара знакомых из числа музыкантов, которые поначалу всячески приветствовали «майдан» и презирали всю эту «русскую весну». Однако пожар в Доме профсоюзов, сотни и сотни политзаключённых на Украине, портреты Бандеры в школах, памятники и бюстики всё тому же Бандере, а также Петлюре, растущие как грибы, факельные шествия, продуктовая блокада Крыма, избиение инакомыслящих и прочие народные праздники заставили этих музыкантов немного подостыть и заметно остепениться.

Земфира, наверное, тоже проживает не в пустой и запечатанной трёхлитровой банке, а на белом свете, где любые новости так или иначе заявляют о себе.

У неё могло элементарно пропасть настроение размахивать чужим флагом, и это вполне объяснимо.

Однако видному российскому журналисту, перебравшемуся на ПМЖ из Москвы в город Киев, таких вещей не объяснить.

И вот он пишет о страхе, который парализовал Россию.

Россию, где по пятьдесят тысяч человек выходят на немцовские марши и по восемьдесят тысяч — на антивоенные, все эти толпы ходят с украинскими флагами и клянут российский милитаризм, а потом расходятся по своим офисам, университетам, редакциям, нефтяным компаниям и салонам красоты.

Россию, где Андрей Макаревич после концерта в Славянске многократно появлялся на обложках федеральных российских СМИ и даже в эфирах федерального телевидения, остался в ротациях крупнейших радиостанций, дал десятки концертов и сотню-другую интервью, которые у него брали журналисты, настроенные к нему крайне благожелательно.

Россию, где Ксения Собчак после бесчисленного количества своих замайданных заявлений издаёт свой журнал, работает в шоу-бизнесе, зарабатывает свои — не чета вашим — деньги и по-прежнему пользуется бешеной популярностью.

Россию, где книги Акунина, уехавшего из сошедшей с ума России во Францию до полного исправления русских, и книги Улицкой-не-хочу-прослыть-русофобом-но-скажу-всё-равно, и книги Мити Глуховского лидируют в списках продаж.

И тот же самый Глуховский, пугавший два года подряд русских людей тем, что их переселяют в Северную Корею, — он сам по-прежнему зарабатывает в нашей Северной Корее свои миллионы и в связи с презентацией новой книги даёт в одной Москве двадцать пять выступлений, где неизменно рассказывает про всю ту же Северную Корею, в которой мы теперь живём. Видимо, делает он это весь скованный страхом, как и все его миллионы читателей, от страха едва добредающие до места презентаций.

Россию, где топ-20 ведущих блогеров, имеющих по сто тысяч и более подписчиков, с утра до вечера пишут про Россию такое, чего не снилось никакому Олесю Бузине, — но вообще не парятся по этому поводу; причём некоторые из них работают в государственных корпорациях.

Россию, где люди, призывающие уничтожить всех сепаратистов Донбасса ковровыми бомбардировками, трудятся на центральных каналах, снимают нам кино и ставят спектакли.

Россию, где съездивший на Донбасс актёр Пореченков подвергается жесточайшему общественному остракизму (чтоб другим неповадно было — и другие не едут!), а съездивший на Донбасс певец Скляр внезапно выпадает из всех радиостанций, где ещё вчера был званым гостем (в отличие от скованного страхом, повторюсь, Макаревича, которого так и крутят по-прежнему).

Эту самую Россию парализовал страх. Стрррррррррах!

Иное дело — Украина.

Украина, где преподавателей гонят из университета за любые, даже не перпендикулярные, а параллельные, взгляды и студенты стоят в коридоре и орут: «Геть! Геть! Геть!»

Украина, где закрыли все прорусские газеты и убили далеко не одного Бузину — пропавшие без вести журналисты есть и в Мариуполе, и в Одессе, а уж скольких и как запугали, мы не знаем — хотя отчего же, видеоотчёты о посещениях неистовыми украинскими патриотами редакций «сепаратистских» изданий имеются, можно полюбоваться.

Украина, где неправильных политиков, в том числе женщин, засовывают в мусорные баки, где по городам развешивали плакаты разной степени креативности, но с общим смыслом: «Сдай сепаратиста!», где нет ни одного заметного и популярного блогера, который решится на поддержку или хотя бы добродушное объяснение позиций жителей Донбасса…

И сказать, что этих блогеров (или журналистов) нет в природе, — значит соврать: а кто тогда выходил на многотысячные — на десятки тысяч человек! — митинги в Харькове, в Одессе, в Запорожье? Где все эти люди? Среди них не было пишущих людей, а только зомби?

И теперь эти зомби что — растворились в воздухе? Так что ни тени, ни запаха от них не осталось?

Ах, друзья, надо избавляться от иллюзий.

Мир устроен так, что, даже если завтра посредине Киева поставят большую гильотину и будут рубить правую руку всем, кто не умеет её вскидывать в приветствии, характерном для батальона «Айдар», и железные лоханки будут полны этих отрубленных рук, неизбежно найдётся один удивительный человек, который, набрав воздуха в грудь, напишет: «А что вы хотели после того, как вы стреляли, убивали, пытали и врали про распятого мальчика?» Этому человеку поставят четыре тысячи «лайков», и на другой день таких, как он, людей будет сто, а на третий — сто тысяч.

Им всё нипочём.

Им никто за это не платил.

Они это искренне делают.

Но если кто-то вдруг в очередной раз не решится взмахнуть на своём собственном концерте их любимым флагом, они сделают печальное интеллигентное лицо и эдак, с философской грустью, скажут: «Страх… Этих людей сковал страх… Я помню, как это было в Советском Союзе… Оно возвращается… Крепостные, жалкие крепостные...»