Новости нашего Края

Сергей Николаевич родился в Крыму, у матери, сбежавшей туда от геноцида в Османской империи. Вырос, воевал, был в плену у немцев, потом пережил депортацию на Урал, а в итоге, стал директором краснодарского торгового объединения гастрономов. Большим человеком! Только маленьким. 

Когда в 1980-е краснодарскую торговлю трясло проверками, посадками и расстрелами, Сергея Николаевича не только не посадили, но даже не сняли с работы. 

Потому что он был кристально честным человеком. И не просто кристально честным, а вообще со всех сторон образцом советского гражданина, таким, какими нам показывали советских граждан в кино и литературе. По утрам он варил два яйца всмятку, стоя над ними у плиты, втиснутой между раковиной и холодильником на пятиметровой кухне, вслух отсчитывал, сколько секунд им осталось вариться, вечерами обязательно смотрел 'День Кубани' и программу 'Время', вырезал заметки из журнала 'Вокруг света' про разные страны, куда — он знал — ему никогда не попасть, да и не тянуло его в разные страны, он ведь и так жил в лучшей, Советской стране.  

Хотел только когда-нибудь съездить в Румынию — отыскать румына-врача, спрятавшего его от немцев, когда он сбежал из плена, а немцы пошли искать его по всем хатам, и румын, сам оккупант, сказал им: заходите, мол, проверяйте, только имейте в виду, у меня тут в хате тифозные. 

Но и в Румынию не попал. Зато уже после СССР сам за рулем, на своем жигуленке Сергей Николаевич съездил в Голландию, где у него оставалась сестра, которую немцы схватили в Крыму, приняв за еврейку, но родня выхлопотала ей справку из сельсовета, что она армянка, а не еврейка, и ее вместо концлагеря угнали в Голландию на завод. 

На тумбочке у кровати Сергея Николаевича стояла Большая советская энциклопедия. В багажнике жигуленка он возил продолговатые яблочки, а зимой — мандарины, и кормил ими годовалую внучку, хотя у внучки была аллергия, но разве может советский человек бояться каких-то там аллергий, и она странным образом, действительно прошла, как будто устала бороться с упорством советского человека. 

По выходным Сергей Николаевич выбивал ковры во дворе, белил груши на даче, играл с соседями в домино, а иногда, отдавая дань своей этнической принадлежности, — в нарды. Влюбленные в него продавщицы с умилением любовались, как их Сергей Николаевич катает в обеденный перерыв вдоль трамвайных рельсов коляску с внучкой. 

Потом он учил эту внучку, как найти дорогу из пункта А в пункт Б, если скорость такая-то, а время такое-то. Когда внучка задавала вопросы о мироустройстве, отправлял ее в спальню за Большой советской энциклопедией. В воскресенье возил в советский цирк или зоопарк и баловал нечищеным хрустким арахисом, продававшимся у бабулек в кулечке на Кооперативном рынке. 

На пенсии Сергей Николаевич стал писать книгу, которую так и назвал — 'Правда внукам'. Он писал, а я редактировала. 

На самом деле Сергея Николаевича звали Саркис Ншанович. Но это неважно, потому что на книжке все равно были только фамилия и инициалы — С.Н. Симонян. Он отказывался писать нашу фамилию с мягким знаком, так, как она указана в документах, потому что мягкий знак этот впихнули в его документы в депортации с неизвестной, но подозрительной целью. 

Из этих ссыльных уральских справок мягкий знак перекочевал и в мой собственный паспорт, который я должна была получать в тот самый день, когда он умер, — в день моего 16-летия. 

А родился Саркис Ншанович Симонян сегодня. Ровно 100 лет назад. 

Спасибо, дедушка, что показал мне дорогу из пункта А в пункт Б.